– Африкан, – сказал он, взвесив все «за» и «против».

– Дурачок ты, Савелий, – Яна одарила брата легким подзатыльником.

Выбегая из арки, дети едва не врезались в дворника Лядова. Худой, как жердь, с опухшим от водянки лицом, он апатично ковырял снег лопатой.

Лядова контузило на финской войне, и как-то мама сказала, что у него гречка в голове, а Савва расплакался, услышав слово «гречка».

– Здравствуйте, дядя Архип, – приветствовала соседа Яна.

Мужчина уставился на нее воспаленными глазами. Пробормотал что-то нечленораздельное. Савва подергал за рукав снизу. Прошептал:

– Спроси у дяди Архипа.

– Что спросить?

– Про Африкана. Он его тоже видел ночью.

– Ага, – фыркнула Яна, – буду я позориться.

И увлекла за собой зазевавшегося брата. Дворник смотрел им вслед и непрерывно бормотал.

Улица была изрыта траншеями и воронками.

Похожие на призраков люди брели по тротуару. Целенаправленно, медленно, вязко, как во сне. Шатающийся милиционер. Ковыляющий на костылях подросток. Дистрофичная женщина с кастрюлей грязи.

– Сладкая земля! Меняю на хлеб сладкую землю! С бадаевских складов, вся засахаренная.

– Не ври! – устыдил женщину калека. – Ты ее здесь же и нарыла.

– Молчи, молчи, дурак!

Савва прилип к сестриному бедру. Она крепко сжала его кисть в заштопанной варежке.

Мороз щекотал открытые участки кожи, но по сравнению с недавними минус тридцатью казался пустяковым.

Из магазина на углу вылетел взлохмаченный парень. В руках – буханка хлеба. Он рвал ее зубами и, давясь, глотал смешанные с мукой опилки.

– Ловите вора!