* * *
Франк Браун понял, что не удастся уехать так скоро, как он полагал. И написал об этом матери.
Старуха прочла письмо, бережно сложила и спрятала в большую черную шкатулку, где хранились все его письма. В длинные зимние вечера, когда она оставалась одна, она открывала эту шкатулку и читала эти письма своей верной собачке. Она вышла на балкон и взглянула вниз, на высокое каштановое дерево, сплошь залитое белыми цветами. И на белые цветы монастырского сада, под которыми молча прогуливались тихие монахини.
«Когда же он приедет, мой мальчик?» — подумала она.
Глава тринадцатая, которая рассказывает, как княгиня Волконская открыла Альрауне глаза
Глава тринадцатая,
которая рассказывает, как княгиня Волконская открыла Альрауне глаза
Советник юстиции Гонтрам написал письмо княгине, проходившей курс лечения в Наугейме, изложив истинное положение вещей. Прошло довольно много времени, пока она поняла, что ей угрожает: Фрида Гонтрам должна была ей все подробно разъяснить.
Сперва она засмеялась, но потом вдруг задумалась. И наконец закричала и громко заплакала. Когда вошла дочь, она с рыданиями кинулась ей на шею.
— Бедное дитя, — завопила она, — мы нищие. Все погибло!
Она стала изливать весь свой гнев на покойного профессора, не чураясь при этом самых циничных ругательств.
— Ведь не так уж плохо, — заметила Фрида Гонтрам. — У вас есть еще вилла в Бонне и замок на Рейне, и проценты с венгерских виноградников. Наконец, Ольга получает свою русскую ренту и…
— На это жить невозможно — перебила старая княгиня. — Разве только умереть с голоду.
— Надо попытаться уговорить Альрауне, — заметила Фрида. — Как советует папа.
«Он осел, — закричала княгиня. — Старый мошенник. Он был заодно с профессором: он вместе с ним обкрадывал нас. Только благодаря ему я познакомилась с этим уродом».
Она заявила, что все мужчины — мошенники и что она не встречала еще ни одного порядочного. «Вот хотя бы муж Ольги, прелестный граф Абрант. Разве он не истратил на уличных девок все приданое Ольги? А теперь он удрал с цирковой наездницей, — когда тайный советник забрал наши деньги и не выдавал ему больше ни гроша…»
— Так, значит, профессор все-таки сделал доброе дело, — заметила графиня.