И Сакс поймал себя на мысли, что эти волосы были не просто телесным покровом, а, возможно, основными придатками и органами чувств… мышечными и нервными волокнами. Органами вкуса, обоняния и пищеварения.
Менхаус попытался перелезть через борт, и Сакс хлопнул его по уху.
— Дай мне керосиновую лампу и сигнальный факел, — сказал он очень тихо, глядя, как волосы уверенно ползут вперед. Шевелящимся ковром они двигались в их направлении. Уже покрыв носовое сидение, продолжали приближаться. Приливной волной извивающихся, живых волос.
Фабрини сунул одну из ламп Саксу в руки. Тот разбил ее об одно из средних сидений, в двух шагах от наступающих усиков, и плеснул керосин на приближающуюся орду. Зажег сигнальный факел, и ярко-красный язык пламени осветил лодку и неоном отразился от тумана. Тварь не знала огня. У нее не было зрения как такового, но Сакс готов был поспорить, что она имела нервные окончания. Он бросил факел на пропитанные керосином волокна, и те взорвались фонтаном пламени, вспыхнули, как сухая труха. Языки огня метнулись к телу твари.
Она дико забилась, обманутая легкой добычей. У нее был рот или что-то вроде, поскольку она стала издавать высокий, пронзительный звук, как умирающее насекомое. Такой, какой издает паук, раздавленный вашим ботинком. Она попятилась, объятая огнем и дымом, наполняя воздух тошнотворным, едким смрадом.
И с шипением и паром ушла под воду.
Но она никуда не делась. Ее горб остался над поверхностью.
— Что теперь? — спросил Менхаус. — О, Господи, что теперь?
— Тушите огонь, — скомандовал Сакс.
Фабрини и Крайчек принялись плескать воду на умирающие лепестки пламени, а Менхаус схватил факел, который успел прожечь в корпусе шлюпки дыру.
Горб зашевелился, завибрировал, задрожал, и высунулся из воды дюйма на три-четыре. Он начал растягиваться, внезапно разделился надвое, и половинки стали распадаться на части с влажным, рвущимся звуком.
— О, что, черт возьми, она делает? — воскликнул Фабрини.
Крайчек облизнул пересохшие губы.
— Думаю… думаю, она разделяется.
Так оно и было. Простое деление, бесполое размножение. Она делилась надвое, как простейшее животное. Половинки продолжали удаляться друг от друга, бешено вибрируя. Их соединяли пряди желто-розовой ткани. При делении генетического материала клеточная оболочка рвалась и образовывалась вновь. Вода вокруг заполнилась струями белой, похожей на сперму жидкости. Затем деление завершилось, и получилось два горба. Ни один не шевелился.
Менхауса вырвало за борт.
— Кажется, она уснула… — произнес Крайчек, — Нам нужно убираться отсюда, пока это возможно.