— Ты сейчас слишком взволнована, и сама не знаешь, что говоришь, — Айлин с силой толкает меня в грудь.

— Потому что ты стер мне память! — кричит она. — Испугался того, что сделал, да? Поспешил замести следы? Хорошая у вас способность, наделал делов — и раз — заставил все забыть! Что, поцеловал меня, а потом не смог справиться с собой и уподобился своему брату?

— Ничего не было. Мы уже это обсуждали.

— Тогда почему мне так больно всякий раз, когда я вижу тебя, чувствую твои руки на своем теле? Каждая клеточка моего существа заходится от отчаянья? Словно ты сломал мою волю, сделал что-то, чего я не хотела. И от этого очень больно! — в исступлении кричит Айлин. — Как ты мне это объяснишь? Какую ложь выдумаешь?

— Мне не нужно ничего выдумывать, я сказал все, как было.

— Я тебе не верю, — бросает мне в лицо Айлин. — Ты просто боишься быть искренним. Потому что тебе страшно самому себе признаться в том, что ты чувствуешь. Я хочу знать правду. Какой бы она ни была. Мне слишком долго лгали те, кто был мне дорог. Бессовестно, в глаза, изображая дружбу. А теперь это список еще пополнил и ты. Если ты хочешь, чтобы между нами сохранились добрые отношения, будь честен со мной. Клянусь, что не буду закатывать истерику и приму любую реальность. Разве я многого прошу?

«Да, — мысленно отвечаю я. — Ты просишь меня признаться в убийстве. В том, чего я не хотел делать, но заставил себя во имя долга. Как, черт подери, я могу сказать тебе, глядя в глаза, что остановил твое сердце? И если бы не мой сумасшедший брат, который вонзил мне нож в горло, ты была бы мертва?».

— Ты такой же, как они, — опуская голову, говорит Айлин. На ощупь находит бутылку с вином и делает несколько глотков. — Трусливый и малодушный. Убирайся из моей комнаты.

— Я не хочу сейчас оставлять тебя одну.

— Проваливай к своей бабе, чертов вампир! — снова повышает голос Айлин. — Тошнит от твоего присутствия.

— Это письмо твоей мамы, — вытаскивая из кармана конверт и протягивая его Айлин, говорю я. — Постарайся не делать глупостей.

Девушка вырывает у меня из рук серый прямоугольник и прижимает его к груди. Ее глаза снова становятся прежними, и мое беспокойство отступает.

Ливия стоит напротив зеркала и прижимает к себе темно-изумрудное платье. Придирчиво осматривает его. На ней новый красный пеньюар, волосы, еще влажные после душа, аккуратно расчесаны и достают до пояса. От нее пахнет пачули и еще каким-то незнакомым мне ароматом.

— Кажется, разговор был тяжелым, — откладывая платье в сторону, говорит она и подходит ко мне. Касается своей прохладной ладошкой моей щеки. Беру ее руку и прижимаю к губам.