У ног легла госпожа Женщина, которую девочка несла под мышкой, а где-то неосознанно брала, как кошка берёт котёнка, в зубы. На животе куклы чернела беззубая ухмылка, и Ева запустила туда руку, ощутив обёрнутую кожей ручку инструмента.

То была их с Эдгаром находка. Оборванная девочка с грязной куклой ни у кого не вызовет подозрений, и кто будет проверять, что, кроме клопов, прячется в тряпичном тельце?

Кошка следовала за Евой на порядочном расстоянии, а теперь наблюдала из-за угла, со стороны хозяйской комнаты: глаза её загадочно мерцали.

Из живота куклы появился скальпель, следом – глиняный пузырёк, прочно закупоренный деревянной пробкой. Ева оторвала от платья куклы кусок материи. Откупорила скальпелем глиняную склянку и вылила её содержимое на ткань. Стараясь держать лоскутподальше от своего лица, крепко прижала его ко рту и носу мальчика.

Тот дёрнулся и, всхлипнув, затих.

Быстро, двумя руками, Ева ощупала тощую грудную клетку, нашла нужную точку ниже солнечного сплетения и, крепко сжав обёрнутую кожей рукоятку, приготовилась к операции. Эдгар не зря доверился её чутью. Ева не сомневалась в правильности выбора места надреза, а только беспокоилась, сумеет ли извлечь моток нитей и соединить лоскуты кожи, чтобы свести вред для мальчишки к минимуму. Ева старалась ни о чём не думать. Она представила себе крестообразный надрез, нарисовала его на коже пальцем, запоминая каждую ложбинку, каждую впадину, и повторила лезвием. От ощущения расходящейся под пальцами плоти мутило. Когда зрение исчезает, не так легко спрятаться за какой-нибудь выдумкой, как девочка часто позволяла себе делать – ты будто присутствуешь здесь и сейчас, и это «здесь и сейчас» не оставляет тебе выбора.

По руке побежала горячая струйка, и девочка, собрав с пола пук соломы, промокнула кровь. Ещё чуть-чуть, ещё немного, главное, не погружать скальпель дальше зазубринки на лезвии и не менять заранее установленный угол наклона. А то всё пойдёт прахом.

«Всё и так прах», – сказал бы на это Эдгар.

Потом она зачем-то послюнявила пальцы (мимолётом ощутив вкус крови на языке), после чего они, как стайка мальков, нырнули в рану, чтобы раздвинуть её края.

По Эдгару, в человеческом брюхе имелось несколько годных для жатвы нитей: от сердца до желудка, от лёгочных мешков к сердцу, и ещё к нескольким органам, предназначение которых оставалось загадкой. Яркая, будто пробившийся через пелену облаков луч света, струна тянулась от сердца вдоль позвоночного столба вверх, к голове, но кто бы посмел её перерезать?

Ева принялась за работу. Аккуратно орудуя стилетом, она старалась не задеть вены (они пульсировали, будто там галопом проносились табуны крошечных, меньше муравьишки, лошадей). Кто бы только ответил – оправится ли человек, если лишить его всех нитей?