Колесница ненадолго останавливалась на просторах Небесной России. Пассажир выходил из кареты, на колени перед кем-то становился.

– Простите, люди добрые! – покаянно просил, отдавая поклоны. – Простите!

В ответ ему шептали:

– Господь простит!

– Нет! – Он качал головой. – Это вряд ли…

– Бог милостив, простит, – опять шептали. – Вот, возьмиа на дорожку, пригодится.

Он заглянул в котомку и обрадовался радостью ребёнка.

– Яблоки? Вот спасибо, родненькие, вот угодили путнику, я как раз об этом-то и думал…

2

Довольный, хотя и опечаленный в душе, он ехал всё дальше и дальше. Как славно, как радостно было ему подниматься к вечному, нетленному горнему пределу. Душа замирала в предчувствии прекрасного безбрежного покоя. Душа ликовала, предвкушая милость желанного труда. Он теперь знал, чем будет заниматься среди воздушных гор, среди воздушных долов. Он будет разводить волшебные сады. Он будет лелеять сказочные яблоки, чтобы с чувством, с толком, с расстановкой – не без помощи Бога! – писать на яблоках добрые, светлые мысли. И тихими осенними ночами, в пору больших звездопадов, он будет яблоки эти – как звёзды – сбрасывать на дремлющую Землю, на ветки туманных садов, где трепещет последнее жёлто-багряное листовьё. И ничего об этом не знающие люди станут от чистого сердца угощать друг друга добрыми, светлыми мыслями, мечтами и нежными песнями, молитвами, сказаньями, любовью и надеждами на лучшее, только на лучшее. А как иначе-то?

Примерно так он думал, затаив прощальную улыбку, и уезжал всё дальше, дальше от Земли. Давно уже пропали верстовые знаки, сияющие в виде расплющенных звёздочек. Пропала ночная темень. Яркое, негреющее солнце вдалеке распустилось чародейным цветком – лучи-лепестки широко затрепетали над миром. Запорхали, запели нарядные птицы, каких нельзя услышать и нельзя увидеть на Земле. Здесь была и птица Сирин, лицом похожая на Златоустку, и другие птицы, которых он пока не узнавал в лицо…

Так прошёл первый день в небесах – будто век миновал. И всё равно пока что не приехали к тем желанным пределам, где можно предстать перед Господом Богом. Кони-кологривы, отдыхая после грандиозных перегонов, пощипывали синевато-изумрудные туманы, растущие на обочинах звёздной дороги. Выходя из кареты, человек изумленно посматривал по сторонам. Улыбаясь чему-то, он дышал полной грудью – не мог надышаться воздухом нового мира, воздухом новой эпохи. И дальше, дальше мчались кони-кологривы, копытами взрывая серебряный песок на перекрёстках Млечного пути. И постепенно – встречными ветрами – с души человека сдувало все мёлкое, мирское, суетное. И он даже сам не заметил, когда наступил тот великий, тот долгожданный предел, где нужно было оставить коней-кологривов. Здесь нужно было надеть на себя звёздами расшитую одежду небожителя и пешком с батожком по воздушным горам подниматься туда, откуда ты однажды пришёл на Землю, чтобы воплотиться в образе своём и прошагать своим земным путём, который был начертан именно вот здесь, на огромных небесных скрижалях. И прежде чем отправиться туда – в бессмертие, в бесконечность мирового здания, человек перекрестился, поклонился всему дорогому, земному и прошептал напоследок: