Марта явно хотела затянуть Майлза в омут бесперспективной дискуссии на тему жестокости Господа к своим творениям, но он не поддавался на ее уловки, и она продолжила его обрабатывать:

— Сегодня ты страдаешь, прилагая усилия к тому, чтобы выжить в этом мире сплошного очковтирательства и обмана, а завтра в Раю на тебя наденут смирительную рубаху до пят, лавровый венок и белые тапочки. Затем секьюрити с белыми крыльями раздадут всем по «чупа-чупсу» и посадят тебя на лужайку вместе с сотней таких же круглых идиотов напротив куста с жасмином, откуда будет играть на гитаре вечно обдолбленный Джимми Хендрикс. И когда от дыма каннабиса у тебя начнут глаза вылезать из орбит, ангелы, ответственные за райскую пропаганду, начнут вдувать всем в уши, что это и есть компенсация за всю ту боль и страдания, которые ты испытывал на Земле. Так, что ли?

— Ты, кажется, что-то говорила о помощи? — резко оборвал ее Майлз.

— Я хотела попросить тебя, чтобы ты уговорил отца Винетти продолжить проводить сеансы экзорцизма. Я хочу стать прежней Мартой Мейерс и сделать аборт. Меня ужасает сама мысль, что я должна родить на свет этого ребенка, чьим отцом был даже не человек, а клон, сотворенный Сатаной.

Марта замолчала на пару секунд, а потом как бы невзначай добавила:

— Да, чуть не забыла, и еще эта восковая кукла, которую сделал Сантори. Пусть лучше отдаст ее сам, пока другие не пострадали.

— Что ты имеешь в виду? — удивился Шон.

— Тебе отец Винетти сам все сегодня расскажет, — не желая вдаваться в подробности, ответила Марта и добавила:

— Полнолуние послезавтра, попроси его, чтобы он не затягивал. Ты же знаешь, что Люцифер этого так не оставит, и если Сантори не прекратит служить черные мессы с целью убить меня и его сына, дьявол начнет умерщвлять ваших детей тысячами.

— Что общего у полнолуния с сеансом экзорцизма? Ты лукавишь со мной, я не верю ни единому твоему слову. Вы просто хотите снова заманить нас в западню, чтобы в обмен на жизнь падре заставить меня провести еще один ритуал, — спокойным голосом сказал Шон, прочитав ее мысли.

— Честно говоря, я и не ожидала услышать от тебя что-то другое. Для тебя милосердие так же чуждо, как и для еврея-банкира, выгоняющего на улицу старуху, за которую некому заступиться.

— К чему такие яркие примеры? Разве ты не знала, что я увижу твой обман?

— Ну и что же именно ты увидел, умник?

— То, что тебе очень даже понравилась произошедшая с тобой перемена. Ты даже удивлялась не один раз, как могла жить до этого такой скучной жизнью этих ничтожных термитов под названием «люди». Ведь скоро весь мир будет лежать у твоих ног, не так ли?