Это Кейбл сравнивал писательство с волшебством? Хокинс, обладал ли он оккультными способностями или нет, был истинным волшебником со своей пишущей машинкой. Он сардонически предпочел сдать ее внаем — иронический жест, точно такой же, как ведьма вуду могла бы подарить одну из своих восковых кукол смерти ребенку, который невинно играл бы с ней и никогда не понял бы ее ужасной силы.

Так я размышлял, покуривая. В тот день я много размышлял — почти как философ-любитель, вроде Спинозы. Три месяца спустя мне пришлось подавиться своими словами, и они были действительно горькими. Стивен Айрес сделал невозможное. Он снова начал писать и продавать. Он не мог не продать то, что написал. Когда появилась первая история, я прочитал ее. Я боялся признаться себе в догадке. Но следующий месяц принес другую историю, и еще одну. Я больше не мог этого отрицать. Стивен Айрес превратился в мастера.

Он пришел ко мне вскоре после публикации третьего рассказа. Я приветствовал Айреса с искренним удовольствием, хотя, признаюсь, был несколько шокирован его изможденностью. Он больше не был худым, он выглядел аскетом. Его длинные руки висели не вяло, а словно налитые свинцом. Его яркие глаза стали слишком яркими. Три вещи могут сделать это — наркотики, страх или интенсивные творческие усилия. Я заподозрил последнее.

— Отличная работа, Стивен, — прокомментировал я. — Особенно последний рассказ.

Айрес улыбнулся.

— Сейчас у меня на столе еще шесть, и они гораздо лучше.

— Это все тот же старый Айрес, вечно съеживающаяся фиалка в саду фантазии. — Я предпочел вставить шпильку. Вернее, целый стилет; я не очень-то хитро-мудрён.

— У тебя такой вид, словно ты много работал, — сказал я. — Должно быть, трудно копировать стиль Хокинса.

— Что?

— Не рычи на меня.

— Что ты имеешь в виду. Я копирую стиль Хокинса?

— Ну а разве нет? Используя его мифологию, его теории — да, и его выбор слов, его структуру предложений и ритмику слога. Я читал книги по искусству письма, мой друг, и произведения Хокинса тоже. Сейчас ты пишешь рассказы как Хокинс, хотя, должен признать, делаешь это превосходно. Эти истории звучат… признаю это — даже лучше, чем его обычные тексты.

Сказано было справедливо. Никакой лишней горечи. Немного фактов, но никаких угроз, никакого запугивания. И я не хмурился, когда говорил это; не скалил зубы, словно обезьяна. Но видимо что-то напугало его. Стивен Айрес задрожал всем телом. Никогда я такого не видел. Его тонкие руки дрожали, лицо передернулось, и он быстро проглотил ком.

— Как ты смеешь так говорить?