— В башне, — сказал Юра, не отрывая взгляда от воды. В бесформенном дождевике на молнии он напоминал Вите не то старого джедая из фильма, не то работника городской свалки, куда они с папой один раз ездили спасать выброшенный случайно мамой премиальный набор рыболовных крючков. — Как спящая красавица, только вот не спит ни фига.

Витя собрался уже прийти в ужас от того, что дядя Юра оставил милую леди одну, среди пауков размером с кулак и разбитых зеркал, и даже если в здании больше никого нет, всё это звучит жутко, как смертный приговор. Кто-то может прийти в любой момент! Петька говорил, что видел на заросшей дороге свежие, глубокие следы шин… Но тут почувствовал, как крюк наконец ткнулся в дно. Он не ожидал, что это произойдёт так скоро, и поэтому на долю секунды растерялся, а потом решительно сжал верёвку и, подёргивая её как леску, принялся подводить ближе к водолазу. У мальчика назойливо засвербело в носу: мерещится или тот действительно слегка поменял положение тела? Это просто подводные течения. Из земли могут бить родники, верхние, более холодные слои, перемешиваются с более тёплыми… словом, даже на дне озёрном ничего не стоит на месте, всё меняется, даже если нет столь разрушительного фактора, как босые детские ноги.

— Ты задержался на пути к поверхности и, наверное, заскучал, но мы тебя спасём, — пробормотал Витя и, дёрнув верёвку, ухмыльнулся, почувствовав, что рыбка попалась на крючок. Крюк вошёл ровно туда, куда мальчик целился: под медный воротник. Вереница пузыриков устремилась к поверхности.

— Ого, там ещё остался воздух… — сказал он. Секунду спустя лицо мальчика приобрело стальной оттенок. — Что это, дядь Юр?

Пузыри были похожи на крупные, правильной формы, зёрна граната.

— Кровь, — ответил мужчина и соединил замком пальцы. Витя заметил, что костяшки их покраснели от волнения.

Пузыри не кончались. Новые и новые их группы стартовали вверх, словно стремились занять место лопнувших. От стоящей на дне фигуры облаком расходилось густое, тёмно-красное пятно… как живое. Витя почувствовал боль под ложечкой, будто кто-то потехи ради воткнул туда иглу. Страх накатывал и отступал, оставляя после себя, как волна оставляет рисунок на песке, твёрдые рёбра озноба.

— Может, стоит оставить его совсем? — сказал Юра так, словно обращался не к мальчику, и в то же время не к самому себе.

В ответ Витя подёрнул верёвку, схватившись поудобнее, закусил губу и как следует потянул. Лодка качнулась и повела кормой. Это был самый странный момент в его жизни, и, глядя на себя со стороны, Витя думал, что лучше было бы ему оставить всё это, последовав совету дяди Юры, взяться за вёсла и отбыть восвояси, а потом, уткнувшись в подушку, постараться забыть сегодняшний день. Но руки продолжали делать своё дело в отрыве от головы, а этот странный взрослый, к которому в душе начало зарождаться недоверие, не торопился, как подобает взрослому, взять весь этот кошмар в свои руки и сказать: «Ты сейчас же отправляешься домой». Просто сидел и наблюдал с таким выражением на лице, будто ждал директивы, что спустится из космоса прямо на летающем блюде.