Глубокая ночь — время страстей, время убийств, время кричать во всю глотку и тихо стонать от ужаса. Глубокая ночь ещё никого не доводила до добра. Что ж, его крик удался на славу, вот только свидетелем и единственным зрителем на этой вакханалии оказался он один.
Или нет? Был ещё один пристальный взгляд, ощущение назойливого присутствия. Когда отлежишь ногу и, растирая её, вдруг понимаешь, что кто-то ей шевелит. Кто-то, но не ты. Сейчас Юра впервые явно ощутил это присутствие. Он был мошкой, что плавает в огромном глазу, чей зрачок наконец-то сумел на ней сфокусироваться.
— Нет… — прошептал Юра. Голос охрип от смеха.
— Но это… невозможно. Она же дышит, ходит, чувствует… а я только что хотел её убить. Её — и её ребёнка.
Ведь ты уже сделал когда-то свой выбор, и теперь повторяешь его снова и снова, как смешная старуха, стоящая за талонами к терапевту и тратящая это время на то, чтобы отыскать у себя новые и новые болячки. Как путник, вспоминающий о доме, но продолжающий шагать вперёд. Как дождь, смысл жизни которого в том, чтобы пролиться, и как озеро, мечтающее, чтобы в нём хоть кто-нибудь, да утонул.
Эта простая истина, но Юра, покидая навсегда собственную квартиру, делал только первые робкие шаги к её пониманию.
ЭПИЛОГ
ЭПИЛОГ
О дальнейшей судьбе Юрия Хоря, школьного учителя и ловца прекрасных птиц в тропических лесах своего сердца, нам ничего не известно. Вернувшись на следующий день в квартиру — ребёнка она благоразумно оставила в гостинице под присмотром подруги, — Алёна обнаружила, что со стоянки пропала машина, а в квартире, на полу, у самого порога их комнаты, лежит удавка, как свернувшаяся калачиком опасная змея. Прежде чем поднять её и бросить в разведённый специально для этой цели в раковине небольшой костерок, она надела перчатки. Подождав до вечера, привезла обратно дочь и продолжила жить, как ни в чём не бывало, про-прежнему зорко глядя по сторонам и переходя на другую сторону улицы при виде полосатых котов.