Но Эмбер не бросилась к ближайшему порту, хоть целую неделю и глазела с тоской на доки в Плимуте. И не поселилась в ближайшей к дому гостинице с одной только сумкой, хоть и подозревала, что безликая комната будет для нее самым безопасным местом – и, возможно, единственным, которое она теперь сможет назвать домом. Вместо этого она вернулась и останется в месте, которое хотела считать своим.

Посреди утомительной мешанины смятения, страха и злости она различила новое желание сопротивляться, а также мрачное любопытство, приходящее вместе с принятием. Непокорность крепла в ней; сопротивление сгущалось из нестабильного потока мстительного гнева. Оно было как жар под ее лицом. Ее отсюда не выгонят. Она не покинет свой новый дом или ту, кем хотела быть.

Решившаяся, но испуганная, и даже потрясенная своим решением, Эмбер вернулась туда, где были они. Все они. Черная Мэгги и ее свита из потерянных и одиноких, а может быть, и их убийц тоже. Так что, возможно, она признавала, что больше не способна бежать. Предчувствие, что случившееся с ней обречено повториться, неважно, где она спрячется, не унималось.

«Потому что ты положила здесь провести зиму».

То, что пришло сюда, нужно было найти, выманить, сразиться с ним. И она должна была сделать это в одиночку. «Ящик! Маленький ящик.

Где он?»

Итак, возможно, дело было в том, что она вернулась на сушу – идея, с которой Эмбер заигрывала, пока вес ее не начал казаться невыносимым, и она могла представить себя только молчаливой и затравленной фигурой, престарелой, без друзей, без детей, мишенью слухов, сидящей в одиночестве на палубе корабля посреди огромного океана, с ногами, укрытыми одеялом.

«Но разве это будет так уж плохо в сравнении с…»

Потому что как долго она сможет продержаться здесь, прежде чем сбежит в море? Сколько времени есть у нее на то, чтобы вызвать священников и ясновидящих, и принять прочие отчаянные меры для того, чтобы выявить то, что вернулось и теперь двигалось вокруг и сквозь нее, как неопознанный вирус.

«Что для этого потребуется?»

Она могла общаться. Эмбер вспомнила о костлявом и грязном теле Фергала, припавшем к непримечательной двери на первом этаже дома на Эджхилл-роуд, о его лице, на котором читалось внимание к чему-то чудовищному, передававшемуся из глубин этих заброшенных, но все еще населенных комнат. Однажды он говорил, что это Беннет ему все рассказывает, но, возможно, Беннет был только посредником для чего-то старше и куда хуже.

– Когда ты заговоришь со мной? Чего ты хочешь?

Было и материальное измерение: появлялись пыль и запахи, звуки, а еще ледяные руки, которые однажды ночью протянулись через звенящее пространство, чтобы коснуться ее кожи. Как только печать ломалась, все происходило быстро. Как только Мэгги пробуждалась, как только она находила тебя, времени она не теряла: девять дней в Бирмингеме… «И девятый должен был стать для тебя последним».