— Он вам самому нужен.

— Нет, — сказал Мартин. — Тебе нужнее. Тебе необходимо сосредоточиться. Я нашел еще один под сиденьем.

Джим кивнул, протяжно выдохнул и снова зашевелился. Отложил винтовки в сторону и проверил пистолет, прежде чем удовлетворенно сунуть его обратно в кобуру. Затем вжался в сиденье и принялся ждать, пока за окном замелькает район, где жил его сын.

— Вон там вижу, — пробормотал Мартин и опустил стекло, чтобы можно было выстрелить.

— Нет, — остановила его Фрэнки. — Не надо стрелять, если они не угрожают напрямую или не пытаются преследовать.

— Но он расскажет остальным, — запротестовал Мартин. — Последнее, что нам нужно, это привлечь других.

— И именно поэтому тебе не нужно стрелять в этого ублюдка. К тому времени, как он расскажет своим гнилым дружкам, что приехал обед, мы можем забрать пацана и свалить отсюда. А если ты начнешь стрелять, то каждый зомби в городе узнает, что мы здесь и куда за нами приходить!

— Ты права. — Мартин кивнул и поднял стекло обратно. — Дельная мысль.

Мимо проковыляла тучная мертвая женщина в кимоно, таща за собой детскую красную тележку. В коляске сидел другой зомби, у которого отсутствовала нижняя половина туловища, а оставшиеся внутренности вываливались через края. Оба существа возбудились, увидев машину, и тучная зомби побежала за ней вприпрыжку, гневно вскинув кулаки.

Фрэнки ударила по тормозам, включила заднюю передачу и одним махом раздавила обоих зомби и тележку.

— Видишь, — усмехнулась она Мартину, — потише ведь, чем стрелять?

По телу Мартина пробежала дрожь, но Джим едва ли что-нибудь заметил. Его сердце колотилось по-прежнему, хотя тошнота прошла. Сколько раз он проезжал по этой пригородной улице, когда забирал сына или привозил Дэнни домой? Десятки, но он никогда не подозревал, что будет ехать здесь так, как сейчас. Он вспомнил первый раз, когда вез сына после того, как они провели вместе все лето. Дэнни заплакал, когда Джим повернул к Честнату, — он не хотел расставаться с отцом. Когда они подъехали к дому Тэмми и Рика, по его личику катились крупные слезы, и они продолжали литься даже тогда, когда Джим наконец, превозмогая себя, отъехал. Он смотрел на Дэнни в зеркало заднего вида, дожидаясь, пока тот не скроется из виду, чтобы затем остановиться и разрыдаться самому.

Джим подумал о дне, когда Дэнни только родился и доктор впервые дал подержать его на руках. Он был таким крошечным, с влажной розоватой кожей и еще деформированной после рождения головой. В тот день, младенцем, он тоже плакал, и когда Джим его приласкал, Дэнни открыл глазки и улыбнулся. Тэмми с докторами уверяли, что это не было улыбкой, потому что новорожденные улыбаться не могут, но Джим в глубине души знал, что это не так.