* * *
Три часа утра. Здание спит. Снаружи в темноте стучит по асфальту холодный дождь. Фонарь на углу отражается в маслянистой луже. Далекие столбы скрываются в тумане.
В слабо освещенном подъезде никого нет. Босиком, в мешковатых штанах и рубашке, с небольшой сумкой инструментов в руках Старик крадется по лестнице в подвал. Перед ним открывается лабиринт коридора: в углах лампочки в металлических сетках, потолок нависает всего в футе над головой, как будто придавленный тяжестью здания. Откуда-то доносится гудение громадных механизмов.
Старик вытащил вставную челюсть, его губы безвольно обвисают. Бетонный пол холодит ноги. Он торопливо крадется мимо серо-стальных дверей в прачечную, кладовую и комнатку, где управдом хранит швабры и ведра. Вот, наконец, и дверь с надписью «Не входить». Старик нетерпеливо сует в скважину самодельный ключ и поворачивает его. Дверь распахивается.
За ней темно; механический гул становится громче. Старик протягивает внутрь руку и включает свет. Внизу у основания железной лестницы стоит громадный агрегат.
Топка. Она заполняет комнату как чудовищное металлическое дерево, путаница труб поднимается из ее сердца и расползается по потолку как ветви.
Закрыв за собой дверь, Старик сбегает по ступеням, склоняется перед ней как в молитве и вываливает вещи из сумки. На пол выпадают отвертка, потом гаечный ключ и плотные асбестовые перчатки.
Чтобы снять стальную пластину на металлическом боку, нужна всего минута. Внутри ровным синим светом горит газ; рев пламени напоминает шум водопада. Сейчас горелки работают не в полную силу, – на улице лето, и топка греет только воду для жильцов, – но температура все равно невероятно высока. Когда Старик откладывает в сторону металлический прямоугольник, лицо ему обжигает волна раскаленного воздуха. В свете газа черные полосы на его коже кажутся солнечными лучами.
Отступив туда, где не так жарко, он достает из кармана обломок голубого мелка и начинает торопливо выводить на полу круги, потом круги в кругах. Рисунок выходит грубым – ничего похожего на каббалистическую звезду или тетраграмматон. У него есть глаза, язык и когти. Он напоминает какое-то животное, что-то первобытное, похожее на змею, что свернулась, прикусив собственный хвост.
Рисунок готов. Старик поднимается по ступеням и выключает свет. Теперь подвал освещает только сияющая драконьим пламенем пасть печи.
Старик останавливается на самой границе рисунка, снимает просторную рубашку и мешковатые штаны и голышом вступает в круг; у него мягкое розовое тельце, безволосое, как у младенца. Он закрывает глаза, глубоко вздыхает и начинает танец.