Поначалу двигается неуклюже, потом все увереннее. Внезапно раскидывает руки и начинает прыгать с ноги на ногу во все более сложном ритме. Из беззубого рта вырываются негромкие восторженные хрипы и череда бессвязных слов.
Старик все танцует и танцует, крепко зажмурив глаза, пальцы рисуют у него над головой древние фигуры. Ноги и пальцы двигаются все быстрее, поток слов становится непрерывным. На покрытом потом теле пляшут жутковатые отблески мерцающих синих огней. Старик кланяется, подскакивает, кружится сначала по-девчоночьи, но все быстрее и быстрее, и вот уже вертится дервишем, его крошечный сморщенный член подскакивает, полная грудь оседает и трясется, как у женщины. Хрипы становятся все громче, превращаются в завывание, потом в пронзительный вопль.
И с последним криком все кончено. Его посещает видение. Старик без сил опускается на пол и ложится навзничь, головой в центр круга; тело все еще дрожит, руки подергиваются после танца. Он открывает глаза и смотрит на пламя, но видит куда больше. Он видит все, что нужно.
Дхол наконец прибыл. Он уже на месте.
И он свободен.
Шестнадцатое июля
Шестнадцатое июля
Солнышко сегодня греет, небо голубое, облака кучерявые, дует приятный летний ветерок – все в таком духе. В подобные дни людям положено радоваться жизни. Было бы идеально, если бы не насекомые.
Проснулся довольно рано. Над лужайкой летают бабочки, кошки играют в догонялки. Бвада так и не вернулась, что только к лучшему. Сарр ремонтирует крышу амбара и сбивает с карнизов клубки гусениц, Дебора пропалывает сад, подрезает розовые кусты и развешивает белье на просушку. Сельские жители всегда находят себе занятие.
И мне тоже стоит заняться делом. Я на ферме уже три недели, но не написал ни слова для своей диссертации. И упражнения тоже запустил. Не делал их вчера и пока не собрался сделать сегодня.
Боже мой, три недели! Трудно поверить. Даже здесь, если остановиться и присмотреться, время пролетает стремительно. Уже прошла половина июля, и я практически чувствую жаркое дуновение августа, как будто за ближайшим холмом меня поджидает что-то громадное и сердитое…
* * *
С крыши Старик обозревает громадный обреченный город, раскинувшийся под ним. Улицы заливает солнечный свет, в спину дует горячий ветер. Снизу до него долетает шум автомобилей, человеческие голоса, свист ветра над Гудзоном. Его внимание привлекают детские крики с площадки в соседнем квартале; Старик перегибается через парапет, чтобы поглядеть, что происходит. Внизу дерутся двое детей. Мальчишка покрупнее прижал меньшего к земле, держит его плечи коленями и шлепает, шлепает, шлепает по лицу под собой…