Восемнадцатое июля

Восемнадцатое июля

Утро. Несмотря на жару, Старик отключает кондиционер рядом с кроватью и открывает окно, что выходит на реку. Теплый ветерок касается его лица и приносит аромат роз. В это время воздух еще чист, и Старик может разглядеть человеческие фигурки в окнах кирпично-стеклянного дома на другом берегу, а еще дальше – волнистую череду невысоких зеленых холмов.

Где-то за джерсийскими холмами благоденствует гость. На прошлой неделе он проводил собственные церемонии: необходимые обряды и – в назначенное время – жертвоприношения. По мере того, как неделя подходила к концу, существо оттачивало свое мастерство и набиралось убийственных сил.

Скоро придет его время. И Старика тоже. Нужно должным образом подготовиться. Очень важно сосредоточиться. Темнота и жара ему не помешают, но в комнате должна царить тишина. Закрыв окно и задвинув занавески, Старик голышом ложится обратно на постель, произносит Шестое Имя и собирается с силами.

Этой ночью, когда придет время действовать, он будет готов.

* * *

Недавно я принял важное решение, – никаких больше добавок за ужином! – и, вероятно, именно из-за этого проснулся ужасно голодным. Во сне поедал всех и вся вокруг: Кэрол, Поротов, кошек, кукурузное поле, весь континент… Кажется, в конце концов проглотил собственную ногу. Джереми Фрайерс, человек и Уроборос.

Кэрол… Боже мой, я не писал ей уже неделю. Нужно поторопиться, а то она обо мне забудет. Нужно успеть до завтрашней почты.

За завтраком взял два куска кукурузного хлеба, убедив себя в том, что всего лишь стараюсь восполнить отсутствие яиц. До тех пор, пока Сарр и Дебора не соберутся купить парочку новых куриц, омлетов не будет. Судя по ее виду, от несчастной птицы, которая осталась в живых, еще долго не будет никакого толку.

После завтрака устроился на крыльце с рассказами Ширли Джексон, но она такого ужасного мнения о человечестве, – все вокруг черствые и бесчувственные, кроме ее затюканных героинь неопределенно среднего возраста, с которыми она явно себя ассоциирует, – что, вернувшись к себе в комнату, я переключился на старого доброго Алистера Кроули. Его «Исповедь» слишком длинная, чтобы прочитать ее целиком, и абсолютно не достойна доверия, но он, по крайней мере, остается неизменно оптимистичным.

Под впечатлением от жизнерадостного сатанизма Кроули решил еще раз прогуляться по лесу и впервые за все лето услышал вдалеке собачий лай, который тут же навел меня на мысли о собаке Баскервиллей, гончих Тиндала и генерала Жарова, об Аде, Рае и так далее (у Лавкрафта вроде тоже были какие-то собаки?). Несмотря на комаров, погода такая приятная, что я дошел до самого пруда на краю болота, где ручей сворачивает. Но вода скрывалась под слоем зеленоватой тины, в середине плавало что-то дохлое. Развернулся и сбежал обратно на ферму.