Она оказалась на улице, глотая ртом воздух, и увидела во дворе у крыльца незнакомца. Он стоял пошатываясь, будто был пьян. В руках держал двуствольное ружье. По нижней губе текла кровь, вперемешку со слюной, сползала по подбородку и капала на ворот голубой рубашки.

– Не могу я так. Не живой и не мертвый. Глупость сотворил. Надо было головой думать. Зачем я теперь здоровый, когда такую вещь сделал? Грех, грех большой. Родную дочь… – бессвязно бормотал он, оглядывая двор.

Незнакомец увидел Ольку и направился к ней.

– Ведьму позови! – прохрипел он. – Где ведьма? Здесь? У вас? Я видел!

Олька закричала. Незнакомец вскинул ружье и выстрелил. Что-то лопнуло у Ольки в левом ухе, а после этого голову заполнила боль вперемешку с тяжелым и громким звоном.

Она упала на колени, обхватив голову руками. Незнакомец оказался рядом, его тень накрыла Ольку, будто собиралась проглотить. Олька ощутила запах пороха и гари. Незнакомец что-то крикнул – но она не услышала ни звука – посмотрел на распахнутую дверь в подвал и шагнул внутрь, в темноту.

Олька хотела схватить его за ноги, уронить, помешать. Вместо этого она прыгнула ему на спину. Мужчина попытался стащить ее, загреб рукой, и Олька вцепилась зубами ему в пальцы, увидела дырку в ладони, подсохшие пятнышки крови на коже. Мужчина закричал – крик этот донесся до Ольки далеким, едва слышным шепотом, – стащил девочку, швырнул на улицу. Она выкатилась на асфальт, успев увидеть, как мужчина вскидывает ружье, но не стреляет, а падает вниз, спиной вперед.

Олька села, пытаясь унять головокружение. Прижала руку к уху, нащупала что-то влажное. Кровь. В голове все еще гудело, и ничего не было слышно. Сил подняться не осталось, да и вообще казалось, что тело стало слишком тяжелым.

Прошло несколько минут, в дверях подвала кто-то показался.

Это был папа. Рубашка его, руки и лицо были перемазаны кровью. Но папа улыбался. Он подхватил Ольку под мышки, прижал к себе, что-то неразборчиво шепча. Олька расслышала только «люблю», «не страшно», «все позади» и почему-то «сюрприз».

Из подвала вышла баба Глаша. На ее морщинистом лице россыпью осели капельки крови. Она все еще вязала, и было видно, что это действительно какой-то детский костюмчик, с рукавами и ножками.

– Помнишь, я рассказывал тебе, что вас должно было быть две? – зашептал папа. Его щетина колола Ольке щеку. – Говорил, что мама умерла при родах, как и твоя сестра? Так вот, это не совсем правда. Вернее, почти совсем неправда. Я должен тебе все рассказать, потому что… потому что кое-что у нас в жизни изменилось. Больше никаких скрипов половиц, никаких ниток на полу.