– Кто-то живет в этом подвале, да? – спросила Олька. – Я же не маленькая уже, кое-что понимаю. Ты часто сюда спускался, не позволял мне заходить. И когда тебя не было дома, я слышала, как под полом кто-то ходит… А ты меня убеждал, что это не так.

– Как в сказке о Синей Бороде, – усмехнулся папа. – Ты почти права. Тут жила наша мама. Только… недовязанная.

2

2

Даша умерла во время родов. Что-то пошло не так: то ли не выдержало сердце, то ли врачи оказались недостаточно квалифицированными, но факт остался фактом. Близняшки выжили, а мама – нет.

Почти неделю Филиппу казалось, что он погрузился в странный сон и не может выбраться из него. Мир был как будто тот же самый, но нелогичный, неправильный. В этом мире не было больше Даши, но зато были две новорожденные дочери. Дом наполнился родственниками, сочувствующими, какой-то неприятной суетой, от которой хотелось отстраниться, потому что если действительно организовать похороны, если положить жену в гроб, закопать, устроить поминки, то сон станет реальностью. Из этого сна уже не вынырнуть.

Он не помнил похорон, но помнил следующий день, когда проснулся от плача дочерей и побрел на кухню, разводить им смесь в бутылочках. На кухне сидела баба Глаша и пила чай из любимой Дашиной кружки. Баба Глаша пришла забрать долг, потому что договаривались.

Филипп вышиб у нее из рук кружку. Баба Глаша не расстроилась, она все понимала.

– Мы давно знаем друг друга, – говорила она. – Я помогу. Но должок все равно заберу. Ты же понимаешь, да?

Баба Глаша предложила воскресить жену, вернуть, как будто ничего не случилось. Она знала способы, потому что дорога к мертвым на самом деле была с двухсторонним движением.

Филипп согласился, и баба Глаша пошла в комнату забирать долг. Филипп сидел на кухне, обхватив голову руками, слушал, как кричат дочери-близняшки. У одной голос был тоньше, у второй – как будто грубее. Один крик внезапно прервался. Вернулась баба Глаша, щелкая спицами.

– Вязь, вязь, перевязь… – бормотала она. – Отведи меня в укромное место. Займусь твоей женой ненаглядной, любимой, дорогой.

Он отвел старуху в подвал, а сам вернулся в комнату, где в кроватке лежала Олька. Второй дочке даже имя не успел придумать. Вынес из дома вторую кроватку, сжег на заднем дворе. Пока смотрел на огонь, вернулась баба Глаша и сообщила, что начало положено. Скоро его жена будет как новенькая. Наметила дни, когда будет приходить и вязать, восстанавливать. Филипп слушал обреченно и как будто ничего не запоминал.

– Ты же знаешь, что я могу, – говорила старуха. – Много лет об этом знаешь.