Катя в сердцах обругала ее нехорошим словом и потащила дальше.

Тигр вылетел из бархатного сумрака, огромный, страшный, весь словно сотканный из трепещущих языков пламени. Оскалив мерцающие белым светом клыки, он набросился на маму, отшвырнув Катю в сторону и опалив ей жаром лицо и руки. Мама закричала, а где-то в темноте зашелся визгливым насмешливым лаем шакал Табаки…

Катя резко села и заморгала.

Мамины крики не смолкали. И смеялся Табаки. Смеялся Дубовик.

Накинув халатик, Катя выбежала в коридор. Мама, тоже в халате, кричала на следователя:

– …а я вам говорю, что плевать мне на этого подонка с его могилой вместе!

– Вот плевать-то и не стоило, Галочка, – хохотнул Дубовик. – И вообще сорить. Особенно словами. Особенно при свидетелях. Здравствуй, Катюша.

Мама испуганно обернулась.

– Чего вам надо? – резко спросила Катя.

– Понимаешь, Катюша, – вздохнул следователь, – твоей маме срочно нужно навестить могилку твоего папы. А она артачится.

– И правильно делает, – из своей комнаты, затягивая пояс халата, вышла бабушка. Седые волосы рассыпались у нее по плечам. – От тебя, Алеша, нам одни беды.

– Зря вы так, тетя Софья, – сказал Дубовик. – Я, между прочим, Марка всегда поддерживал…

– Скажите лучше, покрывали! – снова взвилась мама.

– Я люблю своих друзей, – парировал Дубовик. – А тебя, Галочка, просто обожаю. Потому и хочу отвезти тебя самолично, конопатое мое чудо.

– Приберегите свои любезности для жены, – огрызнулась мама.

– Люся их не заслужила. Она толстая.

– Так я подозреваемая или нет? – спросила мама.

– Пока нет. Но раз такое дело…

– Тогда, – сказала мама, – приезжайте как положено, с оперативной группой и повесткой. Не понимаю, чего вы от меня хотите.

– Все ты понимаешь, – подмигнул Дубовик. – Вот Катя по малолетству, наверное, не понимает. Просветим ее?