– Лучше бы мне оставила, – засмеялась мама. Детдомовская жизнь приучила ее съедать все до крошки, за что папа, когда был добрый, дразнил ее Хватайкой.
Они смотрели, как утки, толкаясь, растаскивают угощение на кусочки.
– Бабушка мне рассказывала… – начала Катя.
– Что?
– Как ее тетка учила. Привела сюда, кинула уткам творог. И такая говорит: «Смотри же! Так и тебя на том свете „ненаши“ терзать будут!» А бабушка не испугалась, и тогда тетка научила ее колдовству.
– Бр-р-р! – поежилась мама. – Слушай, я все-таки поговорю, чтобы она тебе такие страсти больше не рассказывала.
– Ну мам, интересно же…
– Послушай, Катёна, – сказала мама, доставая сигарету. – Бабушка, она немного, ну…
– Немного того?
– Что? А, нет, что ты. Просто ей, как и нам, досталось в жизни. Отца убили в Великую Отечественную, муж погиб на китайской границе, сына приходилось поднимать самой, с его-то характером… Да еще про их семью все судачили. Вот она с горя сама и поверила. Выдумала себе друзей-помощников. Никаких чертей не бывает, помнишь?
– Наверное, – неуверенно протянула Катя, положив голову ей на плечо. Спорить с мамой не хотелось.
Наступило молчание.
– Джунгли! – вдруг сказала мама. – Весь мир – джунгли, кругом Шерханы да Табаки, и каждая такая сволочь норовит сожрать. Поневоле и не такое придумаешь.
– Мам, не дыми на меня, – жалобно попросила Катя.
– Прости, – сказала мама и потерла рукой лоб.
Катя вспомнила, как Ленка метила ногой ей в лицо, и решила, что мама, пожалуй, права.
А ночью эти самые джунгли ей приснились.
Они с мамой пробирались сквозь непролазные заросли, сквозь густой влажный туман, в кровь раздирая руки и ноги о усеянные шипами вьющиеся побеги, обливаясь потом от нестерпимой духоты. Жарко было как тогда, в бане. Мама то и дело со стоном падала, Катя поднимала ее и тянула дальше.
Она знала, что останавливаться ни в коем случае нельзя. Подлесок хрустел под нетвердой, тяжелой поступью преследователя. Тигр вышел на охоту – опаленный огнем, опьяненный человеческой кровью.
– Брось меня… – стонала мама. – Брось… ему я нужна…