Но вот веревка ослабла, а затем дважды дернулась – солдаты дали сигнал, что достигли дна. Мясникову не терпелось спуститься, но пришлось подождать, пока клеть не поднялась, чтобы опустить вниз мощные прожекторы. Только после этого следом за ними отправились ученые. Грузный Птицын нетерпеливо прыгнул в гондолу, отчего та опасно зашаталась.

Они двинулись вниз. Мясникову казалось, что в шахте темно, но, лишь опустившись в отверстие, он понял, что такое настоящий мрак. Они словно окунулись в деготь. Холодная тьма обволакивала, заставляла сомневаться даже в собственной реальности. Лишь дыхание соседей и скрип цепи напоминали о существовании чего-то, кроме удушливой зловонной черноты.

Свет внизу загорелся, когда они были на полпути к точке приземления. И никто, даже доктор Штерн с ее обычной маской холодной невозмутимости, не смогли сдержать удивленных возгласов.

Яркий холодный свет прожекторов разлился по металлическим поверхностям, словно наполнив их внутренним свечением, и Мясникову открылось одновременно все сооружение во всей своей грандиозности.

Мясникову не довелось побывать в Риме и увидеть знаменитый Колизей, но за годы жизни во Франции он успел посетить римские амфитеатры в Ниме и Арле. Он вспомнил о них, когда увидел внутренности того, что прежде полагал хоть отдаленно напоминающим суда, когда-либо бороздившие земные моря.

Огромное пространство перекрывал куполообразный металлический свод. Под ним виднелось множество каких-то темных проемов, напоминающих аркадные галереи тех самых амфитеатров. Из многих «арок» вниз, к «арене», сползали полупрозрачные белесые потоки. Они же образовывали мутно-матовый «пол». Мясников подумал, что это лед или же какие-то минеральные отложения, скопившиеся внутри объекта за тысячелетия и заполнившие его почти наполовину. На месте нескольких «арок» виднелось нагромождение камней – похоже, там сверхпрочный корпус был проломлен.

Клеть опустилась на дно с неожиданно мягким стуком. Солдаты, морщась от царившего здесь зловония, помогли ученым выбраться. Штерн дернула за веревку, и гондола потянулась вверх. Когда она исчезла в клубившихся под сводом тенях, Мясников ощутил неприятный холод внутри – как будто оборвалась последняя пуповина, связывавшая их с реальным миром там, наверху.

Он первым выскочил за борт гондолы и с удивлением отметил, что «лед» оказался какой-то другой субстанцией – упругой, слизкой, пружинящей под ногами. В белесой толще темнели какие-то неясные комки и сгустки. Где-то в темноте стучала гулкая капель.

– Черт… что это такое? – пробормотал Птицын, озираясь. Выбравшись из клети, он немного пошатывался, словно у него кружилась голова, и если бы не трость, то наверняка мог бы упасть. Мясников заметил, что и солдаты, оказавшиеся внизу первыми, вели себя похожим образом.