Мы пьем «Кампари»[70] из запасов Авы, смешав его с газировкой. Подношу ее недокуренную сигарету к губам. Когда он смотрит на нее, его лицо озаряется таким светом, что мне становится неловко. Он ведь так откровенно, так очевидно влюблен. А она? Она похожа на медленно разжимающийся кулак. Может превратиться в открытую ладонь. А может и сжаться еще крепче. Время покажет. Я смотрю, как они страстно кружатся, сходятся и расходятся в ритме танго. Наблюдаю, как они целуются. В те минуты, когда их рты приоткрываются навстречу друг другу, что-то точно так же открывается и во мне. Разворачивается так широко, что кажется, вот-вот выпорхнет и воспарит. Я напугана до смерти. И так же счастлива.

Они отражаются в зеркальном темном окне, и я вижу между ними себя. Щеки горят, подогретые коктейлем Авы. Лицо у меня мечтательное и счастливое. На губах – улыбка, полная чистого блаженства. Я выгляжу прямо как Иона в те минуты, когда он погружается в свое поэтическое облако и ничто мирское не способно его затронуть. Но тут рядом с нами я неожиданно замечаю еще одно лицо. Только оно – снаружи и смотрит в комнату. Так, словно оно всегда там было, но я заметила его только что.

Это Герцогиня.

Она стоит снаружи и наблюдает за тем, как я наблюдаю за Авой и Максом. И тоже улыбается. Но ее улыбка совсем другая. Она в ярости. Она вдруг все поняла. И жаждет отомстить.

Я визжу.

– Саманта?! Ты в порядке? – бросается ко мне Ава.

Я тычу рукой в окно. Макс идет проверить. Но Герцогиня уже исчезла. Растворилась в ночи и лунном свете, таком ярком и чистом, который никогда не падал на мой дом. Потому что луна ненавидит твою халупу, забыла?

Но она была там, я уверена.

– Это была она.

– Кто? Кого ты там увидела? – спрашивает Ава.

– Нет, ничего. В смысле никого. Наверное, задремала, и мне это приснилось. Или просто показалось. У меня был тяжелый день. Наверное, мне лучше пойти спать.

– Да, – говорит Макс, – наверное.

А через несколько секунд мне приходит сообщение:

«Ты больная».

* * *

Мы на крыше. Ава и я, наблюдаем за тем, как он возитсяв саду. Сидит, сгорбившись, созерцая участок влажной травы. Сегодня уже достаточно тепло, чтобы приступить к делу, сказал он утром, выглянув в окно. Я сразу представила, что он опять затеял нечто гнусное.

– К какому делу? – спросила его я.

– Сеять, – ответил он.