Его дом стоял в верхней части Уотермилл-лейн, там, где она сворачивала к Касл-Хилл и к Вью. Ветер дул оттуда, и до него доносились вопли продолжающейся там стычки — визг, крики и редкие выстрелы.
«Я виноват в этом, — подумал он. — Не во всем, Господи, нет, — но я — часть этого. Я участвовал. Я — причина того, что Генри Бюфорт ранен и умирает, а может быть, уже мертв, в Оксфорде. Я — причина того, что Хью Прист лежит на каталке в морге. Я — тот самый парень, который всегда хотел стать полицейским и помогать другим ребятам — хотел, еще когда был мальчишкой. Неуклюжий, смешной тупица, Норрис Риджвик, которому нужна была удочка «Базун» и который думал, что купил ее по дешевке».
— Мне жаль, что я это сделал, — проговорил Норрис. — Это уже ничего не исправит, но если это хоть чего-то стоит, мне действительно жаль.
Он приготовился спрыгнуть с табуретки, но вдруг в мозгу у него зазвучал новый голос. «Тогда почему жы ты не пытаешься это исправить, трус ты вонючий?»
— Я не могу, — вслух снова проговорил Норрис. Сверкнула молния; его тень бешено подпрыгнула на стене сарая, словно он уже болтался на веревке и тело его плясало в воздухе. — Слишком поздно.
«Тогда хотя бы взгляни, ради ЧЕГО ты это сделал, — со злостью настаивал голос. — Это ты по крайней мере в состоянии сделать? Посмотри! КАК СЛЕДУЕТ посмотри!»
Снова сверкнула молния. Норрис уставился на удочку «Базун» и... издал изумленный и недоверчивый крик. Он дернулся и едва не слетел с табуретки и не повесился случайно.
Гладкого «Базуна», такого гибкого и прочного, там больше не было. На месте «Базуна» стояла треснутая бамбуковая палка — обыкновенная палка с катушкой от детской «Зебко», прикрепленной к ней одним-единственным ржавым шурупом.
— Кто-то украл ее! — закричал Норрис. Моментально его охватила былая ревность и бешеная злоба, он чувствовал, что должен бежать на улицу и отыскать вора. Он должен убить их всех, перебить весь город, если понадобится, чтобы добраться до виновного. —
«Нет, — возразил все тот же злобный голос, — она всегда была такой. Что украли, так это шоры у тебя с глаз — те, что ты сам себе навесил, по собственному желанию».
— Нет! — Какие-то чудовищные ладони, сжимавшие череп Норриса, теперь стали сдавливать его все сильнее и сильнее. —
Но снова сверкнула молния и осветила грязную бамбуковую палку, стоявшую там, где всего секунду назад он видел «Базун». Он сам поставил удочку туда, чтобы она была последним предметом, который он увидит, шагнув с табуретки. Никого больше здесь не было, никто ее не трогал, следовательно, голос был прав.