Ворчун наконец оторвался от окна и плюхнулся обратно в угол, свернувшись клубком.

Ветер пел за окнами, свистел под карнизами, плясал на крыше. Ничего угрожающего не было слышно.

Но я оставался настороже, ловя незнакомые звуки.

Откинув свое большое, костистое тело на спинку кухонного стула, Хортон продолжал:

– Ну, как бы там ни было, один парень по имени Фрэнк Тайлер, охотясь как-то на оленей на землях угольной компании, оказался настолько невезучим, что провалился в старый заброшенный туннель. Сломал себе обе ноги, так потом говорили. Звал на помощь, все горло небось прокричал, но никто его не услышал. К тому времени, как поисковая группа нашла его, он уже был два или три дня как мертв. За несколько месяцев до того пара местных ребятишек, каждому лет по четырнадцать, отправилась туда поиграть в следопытов – чего ждать от детей? – и с ними вышла та же самая штука. Провалились сквозь потолок старого туннеля. Один сломал себе руку, другой лодыжку. Видно было, что они всячески старались выкарабкаться обратно на свет божий, но у них ничего не вышло. Спасатели нашли их уже мертвыми. Вот, а потом вдова охотника и родители парнишек подали в суд на компанию, и яснее ясного было, что они выиграют дело, причем получат кругленькую сумму. И владельцы компании решили уладить дело без суда, что они и сделали. Но, чтобы заплатить, им пришлось продать свои акции.

Райа продолжила:

– А продали они свои акции некоему товариществу, состоящему из трех человек – Дженсена Оркенвольда, Энсона Кордэи, владельца газеты, и мэра Спекторски.

– Ну, он тогда не был мэром, хотя и стал им впоследствии, это точно, – кивнул Хортон. – И все трое, которых вы назвали, воняли гоблинским духом.

– Которым от прежних владельцев и не пахло, – ввернул я.

– Точно так, – сказал Хортон. – Прежние владельцы – да, они были людьми и ничем больше – ни лучше, ни хуже, чем большинство прочих, и, уж конечно, не из этих вонючих. В общем, я так думаю – вот почему соорудили эту ограду. Новые владельцы заявили, что не хотят повторения подобных судебных разбирательств. И хоть многие считают, что они переборщили с этой оградой, большинство народа видит в ней добрый знак – чувство социальной ответственности.

Райа посмотрела на меня. Ее голубые глаза затуманились от гнева и от жалости.

– Охотник… мальчики… это не несчастные случаи.

– Да, не похоже, – согласился я.

– Убийства, – продолжала она. – Часть плана, направленного на то, чтобы сломать владельцев шахт и заставить их продать компанию, чтобы гоблины могли прибрать ее к рукам для… для того, что они там замышляют, что бы это ни было.