– Ясно, – сказал Ёган и ушел.

Все разошлись. Остались только Волков, управляющий Крутец и монах. Поваренок тем временем принес еду: молоко, белый хлеб, жареную кровяную колбасу, круто сваренные яйца и мед. Волков предложил все это Крутецу и монаху.

– Ну как, осваиваетесь? – спросил солдат у молодого аудитора.

– Все очень сложно, – отвечал тот, – пока только знакомлюсь, веду записи.

– Брат Ипполит грамотный, поможет вам записывать и считать.

– Я помогу, но я не очень сведущ в сельском ремесле, – засомневался монах.

– Ничего, вы оба справитесь, у вас нет другого выхода, – твердо сказал солдат.

И два молодых образованных человека, аудитор Крутец и лекарь брат Ипполит, поняли, что у них и вправду нет другого выхода.

Тут и Ёган пришел.

– Господин, кони оседланы. – Сказал, а сам стал хватать со стола то, что не доели. Залпом допил молоко из крынки и произнес, утираясь: – Все собрались, вас ждут.

– Так пошли, – солдат встал, забрал у Ёгана шлем, – а вы, господа грамотные, давайте, управляйте поместьем.

Во дворе все были готовы, а купчишка так аж изнывал от нетерпения. Увидев коннетабля, он кинулся к нему.

– Да что ж так долго-то? – заскулил он с упреком.

– Послушай, купчишка, – говорил солдат, садясь на коня, – вы мне, купцы, не милы, и плевал бы я на тебя и на твой воз с добром, если бы воровство не произошло в земле, которую мне доверил господин барон. Так что не гневи Господа и прекрати ныть.

Они готовы были уже двинуться, как во двор замка въехал сержант с двумя стражниками, а за ним телега. Кроме стражников, в телеге никого не было. Волков, поигрывая плетью, в упор смотрел на сержанта, ожидая объяснений. Сержант спешился, подошел к нему и сказал:

– Староста ночью убег со всей семьей.

Солдат продолжал молча смотреть на него, поигрывая плетью. А сержанту, видимо, нечего было добавить. Стоял, молчал. Все, а народу вокруг было немало, притихли и ждали, чем закончатся молчаливые гляделки. И солдат сделал то, чего не должен был делать никогда, он вытащил ногу из стремени и каблуком сапога врезал по лицу сержанта, да так, что тот едва устоял на ногах. С головы его слетел шлем, звякнул о камни мостовой. Сержант Удо Мюллер не стал его поднимать, стянул с головы подшлемник, вытер им с лица кровь и стоял перед коннетаблем с непокрытой головой, а кровь текла и текла из рассеченной брови.

Солдату хотелось бить его снова и снова, но на этот раз он сдержался, повернулся к людям, собравшимся с ним, и приказал:

– Поехали.

Он, Ёган и три стражника ехали верхом. Купчишка, пыхтя, семенил рядом с ними, стараясь не отставать. Дышал тяжело, но не сдавался. Замок был еще виден, когда их догнал всадник. Это был сержант. Догнав Волкова, он сказал: