– Коннетабль, надеюсь, вы не против, если я сделаю два-три выстрела, прежде чем мы приступим, чтобы познакомиться с оружием, – сказал Кранкль.
Нет, никаких поблажек, никакого снисхождения, никакой расслабленности. Кранкль не собирался давать Волкову ни единого шанса.
– Конечно, не против, – отвечал солдат, все понимая. – Ёган, отдай кавалеру арбалет.
Ёган передал оружие, и кавалеры поехали туда, где стоял отсчитавший пятьдесят шагов стражник.
– Господин… – начал Ёган, – так это… он вас убьет.
Он видел, как солдат слез с коня и стал на открытом месте.
– И что, может, ты встанешь, за меня постоишь, ты ж хотел быть воином, – спросил его Волков.
Ёган удивленно глядел на господина, не понимая, как ему в голову пришла такая мысль.
– Что, раздумал? – усмехнулся солдат.
У Ёгана наконец созрел план, занимать место Волкова ему не хотелось, потому он предложил:
– А сядем-ка на коней и поедем прочь, объедем замок, заедем в него да запрем ворота. Там они нас нипочем не достанут, там и барон за нас заступится.
– Заткнись, дурень! – рыкнул Волков. – Отведи лучше коня подальше, и вы тоже отойдите.
«Черта с два, кольчуга не выдержит, будь она хоть трижды ламбрийская, а вот его каленая кираса выдержит», – думал он.
Человек на расстоянии пятидесяти шагов выглядит не больше фаланги пальца. Казалось, попробуй попади, но для опытного стрелка это весьма реально, а Кранкль делал выстрел за выстрелом в дерево, что росло у дороги, и не промахивался. Два других кавалера стояли вместе с ним – видимо, давали советы и деловито обсуждали арбалет и выстрелы, сам же Кранкль был спокоен, он собирался сегодня кого-то убить. Наконец он натянул тетиву, уложил болт, подошел к стражнику и крикнул:
– Вы готовы, коннетабль?
– Делайте свой выстрел, Кранкль! – крикнул Волков и приготовился.
Все, что он мог теперь, так это сложить руки на груди. Он даже не молился, не смотрел по сторонам. Он смотрел только на Кранкля.
Может быть, в лицо своему убийце. К нему снова пришло подзабытое уже чувство войны. Чувство стояния в строю, когда вот-вот люди справа и слева от тебя заорут, загремят латами и оружием и двинутся вперед, и, несмотря на все твое желание выйти из строя и уйти, ты двинешься вместе с ними, вместе с ними будешь подбадривать себя криками и глядеть, как к тебе приближаются те, другие, такие же, как ты, только с противоположной стороны. Это было солдатское чувство фатализма, безысходности.
Он не видел ничего вокруг, не видел, как из деревни бегут зеваки, как на стене замка, казалось, собралась вся дворня. Он не видел, что там же на стене, чуть дальше от дворовых, стоят одна прекрасная дама и ее неприятная служанка. Он видел только Кранкля, который уже поднимал арбалет и кричал: