– Да я сам отопру.

– Сам! Что ты сам? Ты курятник сам не отопрешь!

– Курятник не отопру? Да я тебе сейчас мордасы-то распечатаю!

– Заткнитесь оба! – вмешался Волков. – Отпирай, Ёган.

Отпирать особо и не пришлось. Ёган просто поднял петлю и откинул крышку. Все попытались заглянуть в ларец одновременно: Ёган светил лампой, а сержант факелом. Внутри лежала красивая синяя бархатная ткань, собранная в большой узел.

– Кошель! – удовлетворенно сказал Сыч. – Золотишко.

– Да-а, медь в таком не хранят, – согласился Ёган, взял за край бархата и потянул его.

Но ни золота, ни серебра они не увидели, а был там лишь тяжелый и большой, с голову младенца, красивый стеклянный шар. Волков взял его в руку, стал разглядывать. Сыч даже потряс бархат, надеясь, что хоть что-нибудь да звякнет, а Ёган в ларец посветил – вдруг хоть на дне что есть. А потом разочарованно сообщил:

– Нет тут никакого золота.

Но Волков его не слушал, он продолжал внимательно вглядываться в шар, и ему все время казалось, будто он что-то там видит, какие-то отражения. Не то белые извивающиеся полосы, не то полыхающие в неведомой бесконечной синеве языки пламени, а может, волны золотистого тумана. Зрелище это притягивало переливами и пугало своей бесконечностью.

– Красиво, – сказал солдат.

– Да чего же там красивого, – не согласился с ним сержант, – мрак беспросветный, как в могилу смотришь.

– Дайте мне, – попросил Ёган, стал смотреть в шар и тут же отшатнулся. – Фу, аж замутило, словно с перепоя.

– И что там увидал? – спросил у него Сыч.

– Да не пойми что! Муть лиловая. Круговерть. Глядеть туда невозможно, когда посмотришь туда, так словно пьяный лежишь, а тебя кружит.

– Дайте мне глянуть, – сказал Сыч.

Солдат дал ему шар, Сыч стал морщиться, всматриваться и так шар крутил, и этак, потом отдал его солдату и сообщил всем:

– Не там ничего, стекляшка это, забава для детей; надо золотишко искать.

А вот Волков не думал, что шар – забава для детей, не стала бы нищая старуха так хранить эту вещь, будь она простой игрушкой. Солдат бы еще поглядел, да чувствовал себя плохо. Он завернул шар в бархат и положил его в ларец. И сказал:

– Ну, поищите чуток, а я на улицу пойду.