Он стал ворошить ведьмин хлам по углам, светя себе пучком горевшей травы как факелом.

– А что ты ищешь? – спросил Ёган.

– Надо поглядеть, что тут у нее есть, может, бумаги или чернила. Может, она письма писала. Ну или еще что.

– А что еще-то? – не отставал от него Ёган, чувствуя, что Сыч что-то не договаривает.

– Да мало ли… Золотишко, может быть.

– Золотишко? У нее? – Ёган сомневался, но страх у него уже прошел, и он тоже стал копаться в хламе, тем не менее приговаривая: – Золотишко! Да ты глянь, как она живет. Рвань да гниль.

– Вот именно, – сказал Сыч, беря новый пучок травы со стены. – Девок от бремени избавляла, яды да отвары изготовляла, сглазы, привороты делала – все денег стоит. За все ей деньгу несли, а жила она, – он обвел лачугу рукой, – видишь, как зверь дикий. Так где деньга? Закопана где-то здесь, бери огонь и ищи.

– Делай, как он говорит, – сказал солдат, в очередной раз подумав, что с Сычом ему повезло.

Но и без его указаний слова Сыча произвели на Ёгана впечатление, он тоже зажег пучок травы и начал искать.

– Давай-давай, – подбадривал его солдат, и сам потихоньку ковыряясь в горе мусора стилетом, чтобы не пачкать рук, – найдешь бумаги или деньги – награжу.

Забылся и присел на корточки, и ему опять скрутило ногу. Он скривился, и тут Сыч вдруг сказал:

– Тихо!

Все замерли.

– Слышали?

– Нет, – ответил Ёган, – а чего?

Солдат встал и помотал головой, он тоже ничего не слышал.

– Показалось, что ли, – сказал Сыч.

И тут же снова напрягся:

– Тихо, а сейчас слышали? Из угла. – Он указал на угол.

– Да ничего мы не слышим, – сказал Ёган.