Выйдя, стал возле телеги, разглядывал босые, уродливые и страшные, не знавшие обуви ступни ведьмы. Слушал ее бормотание из мешка и думал о том, что не поедет с ней в телеге. Верхом поедет. Страшная она была тварь, что там ни говори. Да, как бы ни ломило ногу, с этой бабой он в телегу садиться не хотел.

Сержант, Ёган и Сыч вышли из лачуги. Видимо, без Волкова там им было неуютно. Слуга помог солдату взобраться на коня. С трудом, с гримасами Волков перекинул ногу через седло, а Сыч сел в телегу. Косился на бормочущую ведьму, но сел. Девочку к себе на коня взял сержант, и все тронулись к водяной мельнице.

Родители девочки и не знали, что она пропала. Думали, что просто заплутала немного. И ничего больше Волкову узнать не удалось, кроме того, что мельник и его жена заметно обрадовались, когда увидели в телеге ведьму с мешком на голове. Баба даже пару раз осенила себя святым знамением и поблагодарила Господа. Видимо, людишки побаивались старуху, и это его ничуть не удивило.

Как узнали дворовые о том, что в замок привезли ведьму, Волков не ведал, но пока та валялась в телеге, сбежалась почти вся дворня. Глядели с испугом, как стражники, не шибко церемонясь, волокут старуху в подвал.

– Расходитесь, – сказал им солдат, – дел, что ли, нету?

Он с трудом слез с лошади и пошел вслед за стражниками в подвал, где для ведьмы освободили помещение, переведя Соллона к старосте из Малой Рютте. Сыч сразу принялся за дело: отправил стражников на улицу разжигать жаровню, а сам привязывал ведьму, пытаясь заодно говорить с ней по душам.

– Эх, бабуля, ни за грош влипла. Ну да ничего, может, еще выйдешь отсюда.

Старуха, растянутая на доске, поначалу не обращала на него внимания, висела размякшая, а потом вдруг встрепенулась, подняла голову и снова выпучила свои страшные глаза, уставилась на Сыча, стала моргать ему глазом с бельмом и заговорила:

– А у коршуна-ворона холопы проворны, лапы жирные да ловкие, глаза черные да острые.

– Ну начала, – чуть разочарованно сказал Сыч. – Ты давай это прекращай. Я знаю, как экселенц твою болтовню оплеухой заткнул. Первый раз я испугался, а сейчас я так сам смогу. Может, рука моя не так тяжела, как у коннетабля, но врежу так, что звезды в глазах замелькают. Отвечай, чума старая, – и тут он понизил голос, – золотишко-то где прячешь? А?

Ведьма то ли зашипела, то ли засмеялась сипло в ответ.

– К черту золото, – сказал Волков. – Говори, от кого твой сынок кривобокий письма носил?

А старуха снова обмякла, повисла на руках, бормоча что-то себе под нос, а потом снова подняла глаз с бельмом.