– И то, и то, – тайна, – ответила она серьезно, – и про самоцветы тоже тайна. Тетки рассказывали, что у деда их много было. Раньше.

– А откуда у тебя эта штучка? – и она помахала крокодилом, взяв его за хвост. Что-то в блеске тусклого золота крокодильей тушки или в не по-детски внимательных серых глазах этой десятилетней девочки заставило его открыть рот.

– Мне ее один человек подарил, – заговорщицки понизил голос Сенька, – совсем недавно. Не поверишь, кто… Ты Таврический дворец, знаешь? Так вот…

Но не тут-то было…

…Когда он пришел в себя от почти полуминутного приступа кашля, девочка погладила его по вспотевшему лбу и сказала совсем как взрослая: – Тебе никому не нужно об этом рассказывать, запомни!

«Да уж, пора было и самому догадаться, – подумалось ему, – время, похоже, воистину “весьма мстительная субстанция”».

– Тебе сало барсучье нужно, – продолжала она, глядя на новое пятно на рукаве его ватника, – оно от чахотки лечит.

Сенька не удержался от саркастического смеха. Собственно, это был и не смех, а так, пара-тройка всхлипов. На большее не хватало ни дыхания, ни сил.

– Все про это сало чертово твердят! – произнес он, отвечая на ее недоуменный взгляд, – и ты туда же. Да где же его взять, сало это, скажи? Нойда мне обещала дать, да как-то вот не получилось. То ли опоздал я, то ли не туда пришел…

– Так ты нойду разыскиваешь… – протянула она задумчиво.

– Ты ее знаешь? – с надеждой вскричал Сенька, – она здесь?

– Нойды здесь больше нет.

– Откуда ты знаешь?

– Знаю…

Она погладила его понуро опустившуюся голову.

– А сало мы достанем, барсучье.

– Знаешь, я в клинику ложусь, на Лиговке. Мне академик Ухтомский посоветовал и даже записку написал. Там грибами лечат. Ну, не совсем грибами, а какими-то грибками, которые, представляешь, растят из плесени. Не знаю, поможет ли…

– Ты не бойся, я тебя навещать буду, обещаю.

– Тебя как зовут?