Только тогда он все же нашелся с ответом, обеспокоенный моим криком:

– Вот бутылка. Обслужи себя сам!

Они драгоценны, эти люди из мертвого времени, застрявшие посреди первобытного леса. Правильно это или нет, но они питаются за счет богатств, которые привезли с собой, влача жалкое существование за счет скромного сельского хозяйства и скотоводства. Все они – как дети, и именно такой жизни они хотят. Было бы смешно, не будь так грустно. Впрочем, им не занимать гостеприимства – вас примут, будь вы немец, француз, англичанин, испанец или итальянец. Все рады видеть вас в качестве гостя на своих одиноких ранчо. Совершенным незнакомцам – только лучшее, и с вами там обращаются по-королевски. На самом деле, они были бы очень счастливы, если бы вы вообще никогда не уезжали.

У немцев-аристократов, конечно, тоже можно жить, но на несколько иных условиях, ибо это не простые смертные. Быть принятым ими – большая честь. Однако в таких случаях человеку, попавшему к ним, не очень-то хорошо живется, приходится платить втридорога. Но хозяева никогда не называют свое заведение гостиницей – это постыдно! У них всегда пансионы, а пансион – место, где и барона могут принять. При этом хозяева не позаботятся даже о том, чтобы у гостя были вычищены сапоги; единственный их интерес – ваши деньги. Почти у каждого немца есть такой пансионат, и каждые десять лет или около того какой-нибудь ничего не подозревающий гость будет останавливаться там – разок.

В то время я жил в пансионе графини Мелани. Я могу описать ее очень легко. Если вы хотите встретить кого-то вроде нее, встаньте как-нибудь рано утром и отправляйтесь в зоопарк. Вы наверняка увидите там кого-то точно такого же, как она. На ней уродливая маленькая шелковая шляпка и черное платье для верховой езды, покройщик которого был величайшим врагом всех женщин, когда-либо ходивших по земле. Она до жути белобрысая, костлявая и худая – типичная жена немецкого офицера. Если вам не свезет познакомиться с одной такой дамой, потом придется здороваться со всеми – они ведь все выглядят до одури одинаково. Однажды я встретил кого-то, кого принял за графиню Мелани; я был уверен, что это она, но, как оказалось, ошибся. Это был какой-то другой человек, никогда прежде не встреченный.

Ей было тридцать пять, и она жила на этой земле уже по меньшей мере четверть века. Она была богата и могла бы вести действительно хорошую жизнь в Европе, но жила просто и бедно, командовала домашним хозяйством точно так же, как когда-то командовал ею ее отец, ругалась со слугами и ездила верхом по ранчо в черном платье. Это была единственная женская черта в ней. Когда она отдавала приказ, он звучал, как у прусского кавалерийского капитана, ясно и резко. Однажды она завопила так громко, что эхо разнесло по всем жилым комнатам: