– Не убивать – помочь. Перерождение может дать только тот, чья жизнь далека от боли и страданий. Это придумано не мной, и другого пути нет.

– Да почему я-то?!

– Так подсказало сердце, – пожал плечами калека. – Выбор сделан.

– Выбери кого-нибудь другого!

– Не могу. Смирись с этим.

– Для чего это вот все?! Эта… жесть? Издевательства, смерти?! Я могу знать хотя бы это?!

– Для Богов – это развлечение. Для Падших – дорога к величию. А она никогда не обходилась без жертв… – тон калеки не оставлял сомнений в том, что он верит в свои слова. – Все ступают на нее добровольно, но идти приходится до конца, и неважно, каким он будет. Ты можешь существовать и умереть на дне, а можешь взлететь туда, куда не попадут миллионы. Умереть в борьбе за это право лучше, чем жить без надежды. Боги жестоки, но они всегда держат свое слово.

Роман смотрел на него, не пытаясь скрыть ненависть. Бомж выждал несколько секунд и снова качнул головой:

– Идем, если не хочешь потерять больше.

Роман шагнул к нему.

Погружающийся в сумрак путь довольно скоро пошел по незнакомым местам. Город словно впускал покорно идущего за калекой Романа в свою темную изнанку: туда, куда прежде он не мог бы попасть ни в каком случае…

Узковатые улочки с плохим асфальтом и ветшающими домами. Тусклые или вовсе разбитые фонари, переполненные урны, поломанные кусты. Они перемежались пустырями, хлипкими мостками через канавы, из которых несло тленом. Дальше началась промзона – неряшливое переплетение труб, разномастные корпуса, очажки помоек по обочинам и возле ограждений. Иногда попадался старый, прочно заброшенный недострой. Порой в отдалении мелькали темные фигуры, и Роману казалось, что это – бездомные, отчаянно желающие прикоснуться к непонятному перерождению хотя бы издалека…

Через некоторое время исчезли люди и машины, мир спеленала тишина, нарушаемая лишь звуками шагов. В темной воде луж между разномастными заборами городской окраины, охраняющих безжизненные окна огородных построек, отражались тусклая, будто бы замызганная луна и звезды, похожие на издыхающих светлячков.

Свалка открылась глазам Романа неожиданно, словно впереди упала скрывающая ее завеса. Мусорная пустыня была бескрайней, как из Юлькиного сна. Калека ускорил шаг, хромота стала еле заметной. Полное впечатление, что вид свалки прибавил ему сил.

Роман шел метрах в пяти за ним, стараясь не отставать. Бомж шагал прямо, ведя Романа неизвестно куда, тот вглядывался до боли в глазах, но не мог увидеть ничего, похожего на ориентир. Ни каких-либо возвышений, ни костров, ничего… Спрашивать у калеки, сколько еще идти, не хотелось. Это знание все равно ничего не изменит.