Роман встал. Перевел взгляд с Юльки на Антона, с него – на Милашку. Снова – на Юльку, пытаясь увидеть в глазах проблеск разума. Подсказку – что происходит с ее душой.

Он не увидел ничего.

– Оставайся, – сказала Мусорная богиня. – Или уходи.

Роман вспомнил крысу, рвущую губу женщины. Мужчину, наступающего на кусочек колючей проволоки. Капли кислоты, падающие на кожу. Боль, которую он может испытать, если…

Снова посмотрел на Юльку.

– Я…

Слово застряло в сдавленном спазмом горле, будто бы дающем шанс передумать и не сказать того, что он хочет. Роман зажмурился, изо всех сил сжал кулаки. Сделал медленный, показавшийся бесконечным вдох. Дрожали пальцы, губы, сердце – все.

Он открыл глаза. На этот раз у него вышло договорить до конца.

– Я остаюсь.

Ксения Кошникова. Все мои дети

Ксения Кошникова. Все мои дети

– Я знаю точно наперед…

В детском визге на школьном дворе Оля отчетливо слышала голос дочери, чеканящий дурацкую считалку.

– Сегодня кто-нибудь умрет!

Осенний воздух был словно чисто вымытое стекло. Оля видела окружавшие школьный двор тополя, крошку гравия, облупленные хлопья краски на деревянной скамейке как сквозь повышающий резкость фильтр.

– Я знаю где! Я знаю как!

Плащ оказался слишком легким для сегодняшней погоды, Оля поежилась, поднимая плечи.

– Я не гадалка, я – маньяк! – выкрикнула дочь и расхохоталась. Ее подружки рассмеялись вслед за ней и кинулись врассыпную. Водить выпало не Саше.

– Саша! – крикнула Оля. Дочь даже не обернулась, но явно прекрасно слышала ее, потому что застыла и чуть повернула голову, будто решая, отвечать или нет.

– Пошли домой!