Светлый фон

Калека неожиданно побежал, исчезая в темноте. Роман растерялся, упустил пару секунд, метнулся следом. Пять метров, десять, двадцать…

Он сделал очередной шаг, и нога по колено провалилась в рассыпчатое, сухое, ушла еще глубже. Роман упал на живот, судорожно шаря руками вокруг, отыскивая опору. Под ладонями крошилось и проседало, медленно текло вперед и вниз, как будто Романа засасывала огромная воронка.

Он провалился еще глубже – по шею, рывком. Выпрямил ноги, отчаянно нащупывая носками кроссовок хоть что-нибудь твердое…

В следующий миг он скрылся с головой. Его потащило вниз как гирю, брошенную в жидкий фарш.

Падение длилось считаные секунды. Успевшего закрыть глаза Романа перевернуло, закрутило, словно свалка и в самом деле была живой и разглядывала его со всех сторон. Спину что-то царапнуло – коротко и не больно, ладони скользнули по шершавому: и он плавно выпал-выкатился в тускло освещенную неизвестность.

Роман вскочил, скользнул взглядом по сторонам. Он угодил в подобие широкой пещеры с невысоким неровным сводом, мусор под ногами ощущался слежавшейся, однородной массой. Воздух был затхлым, но терпимым, первый вдох дался без усилия.

В небольшом отдалении, в неверном свете полудюжины костров, разложенных на «подушках» из битого кирпича, полукругом стояло около десятка неподвижных фигур. Крайняя слева махнула Роману рукой, и он узнал калеку.

Тот махнул еще раз, подзывая к себе. Роман заставил себя сделать первый шаг. В груди противно екало, казалось, что место мышц в ногах заняла пустота. Второй шаг, третий…

Он замер в паре метров от калеки. Повернул голову, с неприкрытой опаской рассматривая тех, кто находился справа от него.

Ближайшим стоял Гнилолицый. Роман не сомневался – это именно он. Нижняя челюсть сгнила почти до кости, от десен, губ и части щек тоже осталось немного: прикрывать жутко изъеденные кариесом зубы было нечему.

Щеки до нижних век и нос стали пористыми, серыми. Редкие лоскуты кожи смотрелись темными нашлепками с неровными краями. Мочки ушей сгнили, островки оголенных хрящей приобрели сходство с омерзительной мозаикой.

Выше все набухло гнойником – коричневато-желтым, бугристым, без единого волоса, покрытым трещинками. Капли гноя, выбирающиеся из них, неспешно чертили дорожки, скапливались на скулах, подбородке и срывались вниз. Во взгляде глубоко посаженных, непонятного цвета глаз застыло сомнение, как будто он не мог поверить, что Роман сделает то, зачем пришел.

Шея и все ниже нее выглядело абсолютно нормальным, словно под подбородком проходила невидимая, отсекающая гниение черта. Из одежды на Гнилолицем были растянутый черный свитер и такие же джинсы, все рваное и грязное до невозможности. Словно он стеснялся здорового тела и пытался исправить это вызывающими отторжение вещами.