Леня уже и не пробовал кричать. Просто смотрел на родителей, как будто мультик в телевизоре, в страхе, что сейчас его выключат. Папа, наконец-то, встал. Резко подошел ко второму шкафу и принялся выбрасывать вещи уже из него.

– Дверь на улицу запирать надо было! – зло сказала ему мама.

– Да пошла ты, – огрызнулся он.

Леня заткнул уши пальцами и зажмурился, а когда открыл глаза – платья висели на месте, дом молчал. Гости же были тут. Шептали, трогали его. Он отмахивался, задевая мокрые тела, но они все время возвращались. Скользили по шее, по спине, заползали под футболку и возились там. Леня вздрагивал от отвращения, пытался поймать их под тонкой тканью, но с каждым разом прикосновения становились все менее раздражающими.

В какой-то момент он перестал плакать. Все смешалось так, словно он пересмотрел перед сном телевизора и не может уснуть, цепляясь взглядом за ночник напротив кровати и замечая, как рывками светает за окном. Леня просто сидел в углу и ждал. Не знал, чего именно. Не знал, сколько времени. Не мог спать, не хотел есть и пить.

Гости возились рядом, ползая по нему, и он уже не отмахивался.

Дом изменился. Время изменилось. Оно тянулось, как ириска, и одновременно мигало, как лампа на датчике движения, того, что повесил над крыльцом папа. Леня не понимал его течения. Может, прошел час, а может и день. А может и годы… Часто он пытался вспоминать что-то хорошее, как советовала ему мама, когда они ходили к зубному. Представлять доброе. Пляж на их озере. Сосиски на костре. Он мог думать об этом бесконечно, но… Песок покрывался чем-то серым, вода темнела, а вкусняшки мокли и покрывались черными пятнами. Память уходила.

Дом теперь принадлежал гостям. Ночью и днем. Люди покинули его.

Хотя папа иногда заезжал. Леня узнавал шаги отца, вытягивался в струнку и кричал, надеясь, что на этот раз будет услышан. Но… Папа будто обходил шкаф стороной, лишь один раз заглянул внутрь и сгреб часть маминых платьев, скомкал и бросил в сумку, а затем долго-долго стоял, смотря в темные недра, пока не захлопнул дверцы. Пару раз с папой приезжал кто-то еще, и они много говорили, кричали. С кухни что-то звенело, а потом оттуда слышался храп или приглушенные рыдания. Леня тянулся к дверцам шкафа, упирался в них пальцами, но не мог сдвинуть.

Его семья всегда была где-то рядом и одновременно очень далеко. И он каждый раз вздрагивал, когда щелкал замок входной двери, а доски в прихожей скрипели под чьими-то ногами. Каждый раз надеялся.

Но шкаф никогда не открывали. Темные гости же больше не уходили, и они с Леней привыкли друг к другу. Мальчик обнимал их, вспоминая, как забирался раньше в кровать к родителям и ложился между ними, наслаждаясь их теплом и запахами. И надежда выбраться превращалась во что-то другое. Во что-то темное.