Вообще всякое в мире случалось. Блейк в это верил.

Саймон уложил свое тело в машине, неудобно подогнув ноги, и растянулся чернотой на весь автопарк, огибая собой круг Блейка и мертвых.

Спать так тени не нравилось, и Саймон беспокойно шевелился — подергивал краями.

Было ясно и звездно, и немного голодно.

Блейк потянулся в рюкзак, достал бутылку воды и сделал небольшой глоток. Это помогло заснуть.

Утром он проснулся первым. Тень втянулась в машину — подальше от розоватого раннего света, и пыталась урвать последние минуты сна.

Блейк не стал мешать, отошел к краю свалки, к проржавевшему грустному пикапу.

Пикап молчал о том, что хотел бы ехать вперед — по петляющей лесной дороге, сквозь запахи сырой земли и листьев.

Он еще мог бы завестись, или, по крайней мере, думал, что сможет — если бы кто-нибудь дал ему немного бензина и нашел ключи.

Блейку было его жаль.

И его, и лес, по которому тот хотел ехать. Блейк проходил там три дня назад — высохшие деревья стояли мертвые, тянулись в небо белесыми ветками.

Среди них Блейк видел умирающую дриаду — неповоротливую от обезвоживания, неспособную идти дальше. Она тоже направлялась в горы, но опоздала. Вода ушла раньше.

Блейк задержался — она попросила — говорил с ней, пока она еще могла говорить скрипящим сухим голосом.

— Запомни меня, — попросила она напоследок. — Отнеси память в горы. Если дойдешь, отдай воде.

Блейк согласился.

Утро было свежим, и ветер вернулся, пролетелся над свалкой и погладил пикап по пыльному лобовому стеклу.

Блейк нарисовал в пыли дерево.

— Болтаешь?

Саймон проснулся, выполз из машины, покачиваясь, тень потянулась, разминаясь.

— Слушаю, — Блейк пожал плечами.