Облавы и обыски прекратились на следующий день после казни. Но у фон Лангера остались вопросы. В их дом он снова явился как нежить посреди ночи. А может, он и был нежитью? Души у него точно не было.

– Что стало с этим человеком? – спросил он с порога.

– С каким человеком? – Баба Марфа стояла посреди комнаты, скрестив на груди руки.

– С тем, который болтается на виселице в назидание остальным. С одним из диверсантов. Что с ним стало? Мы не смогли его допросить. Что бы мы ни делали, он молчал. Он даже под пытками не произнес ни звука. Скажите мне, тетушка, как такое может быть?

– Откуда мне знать? Это ведь ты его допрашивал, Герхард. – Баба Марфа покачала головой, а он поморщился и процедил:

– Не испытывайте мое терпение, тетушка! Оно велико, но не безгранично. От крайних мер меня пока удерживает лишь чувство благодарности. Вы спасли мне жизнь, но это не значит, что я поступлюсь ради вас своим долгом перед фюрером. И не забывайте, тетушка, про своих внучек, моих милых племянниц. Одной из них я всегда могу пожертвовать, чтобы заставить другую говорить. Как думаете, с которой из них лучше начать? Наверное, с младшей. Она ведь еще не вошла в силу…

– Он увидел остров. – Баба Марфа зыркнула на Стешу, не позволяя ей сказать ни слова. – Я думаю, они нашли остров.