Лучшие времена грозились появиться не в лучший момент.

За последний год энергия улетучивалась со скоростью света. Тело слабело, дрожало, отвергало кожу, как инородный материал. Неимоверная несправедливость! Почему расплата за грехи непременно настигает и почему таким ужасным путем?

«Я же молюсь», в замешательстве подумала девушка, зайдя в хижину и освятив крестом грудь. «Почему молитвы не работают? Господи, ответь мне хоть раз!».

Господь молчал.

— За что? — крикнула гостья. — За что?

Эхо проснулось в могильной тишине и откликнулось писком: За что?! За что?!

— Лексей… — прошептала гостья. — Каков ты, Лексей?

Она отбросила подол платья и присела на громоздкий деревянный стол, торчащий посреди маленькой комнатушки, как больной зуб. И выбросить жалко, и нужды нет. Здесь было достаточно хлама. Например, колченогая табуретка, украденная из соседней деревни. Шкаф, по виду ровесник Троянской войны. И кровать у дальней стены, аккурат напротив бесполезной деревянной гаргары. На изголовье сквозь мелкие окна проливался мягкий и умиряющий, укачивающий свет.

Появление лучей солнца пришлось очень кстати. Неохота шастать среди сырых деревьев в попытках узнать, что же затевается неподалеку.

С недавнего времени в лесу усилился шум. Что-то жужжало, как сотня рассерженных пчел, громыхало, лязгало и урчало. Изредка появлялись ряженые и ворочали оранжевыми головами: что бы еще снести? Деревья стоически держались до последнего, отгоняя недругов лапами. Тогда люди заходили с другой стороны. И айда жужжать по новой, вонзая зубчатые лезвия в древесную плоть.

Девушка приподнялась на локте и выглянула в окно. Ничего нового. Тот же пейзаж. Нечего ожидать чудес. Небось эти, в чудных одежах, забрели не по адресу. Ничего страшного. От них избавиться проще простого. Да, чудес явно не бывает. Почему же зов сердца подсказывает другое?

На душе скребли кошки. Девушка, давно не испытывавшая ни радости, ни грусти, ни боли, словно заново ожила и беспокойно спрыгнула с кровати. Кажется, кто-то ходит?

«Шаги», — подумалось вдруг, и ухо различило еле слышный скрип. Струны души затрепетали в боязливой радости. Обман слуха? Нет, это точно, шаги! Девушка обеспокоенно заметалась по комнате. Нельзя, чтобы ее увидели неправильные люди. Она юркнула в прохладный короб шкафа. Вовремя! Входная дверь, державшаяся на честном слове, вдруг противно заныла. Вошедший потоптался у порожка, словно прицениваясь к удобству нового жилья, провел рукой по печи, вымазав ладони похлеще трубочиста и поворошил сморщенные бумажки. Затаив дыхание пощупал сырые доски и даже снял приклеенную икону — с его ростом дотянуться до верха не составило никакого труда. Парень вымахал так, будто его всё детство растягивали на Прокрустовом ложе.