Генерал Алексей Николаевич Куропаткин начал свой комментарий с горячей декларации: «Я признаю решительную военную оккупацию Босфора наиболее важной задачей России в нынешнем двадцатом веке… Перед этой задачей все остальные задачи, перечисленные в меморандуме, имеют относительно небольшое значение в ближайший исторический период». Куропаткин в основном согласился с Муравьевым по Персии, но считал, что рано или поздно России придется достигнуть соглашение с Британией. Он счел своим долгом предупредить, что военные не могут поддержать переговоры с Англией в отношении Персии, пока не завершено строительство железной дороги, соединяющей Центральную Россию со Средней Азией. Как и Тыртов, Куропаткин излагал собственные мысли под видом критики документа Муравьева.

Министр финансов С.Ю. Витте указал, что предложенные Муравьевым меры потребуют больших денег. Сибирская железная дорога, линия через Маньчжурию на Владивосток, Южно-Маньчжурская линия, линия Оренбург– Ташкент или Уральск – Чарджуй[24], оккупация Порт-Артура и оборона оккупированных территорий – все это важные, но дорогостоящие задачи. Повышенное напряжение производительных сил народа – единственного источника богатств – ослабит Россию, даже если тут и там будут достигнуты частные успехи. Расширение вооруженных сил в Средней Азии потребует дополнительные средства, нужные в другом месте; спровоцирует Британию на увеличение ее военной силы. Таким образом, даже если Россия увеличит свою мощь, она не станет сильнее других держав.

В отношении Персии Витте, которого значительно больше, чем Куропаткина или Тыртова, интересовала эта страна, написал, что его министерство уже рассматривает строительство шоссейных дорог и помощь в развитии русских предприятий. В заключение Витте бросил Муравьеву вызов – предложил выполнить намеченное исключительно средствами дипломатии: «Конечно, сложно создать что-нибудь без денег; но в сфере политики многое может быть достигнуто с помощью искусства дипломатии, что и доказывает министерство, вверенное вашему превосходительству».

Царь, за которым в области внешней политики оставалось последнее слово, был в нерешительности. Слабый и эгоистичный, Николай иногда видел себя великим властителем, способствующим установлению вселенского мира, а иногда – завоевателем мира. В 1898 г., исходя из жестокой необходимости, он защищал дело мира и разоружения; все время своего правления он мечтал о завоеваниях и не испытывал угрызений совести, начиная войну. Его военный министр генерал Куропаткин записал в своем дневнике: «Я сказал Витте, что у нашего суверена в голове грандиозные планы: присоединить Маньчжурию к России, готовить захват Россией Кореи. Он мечтает взять под свой скипетр и Тибет тоже. Он хочет взять Персию, захватить не только Босфор, но также и Дарданеллы»[25]. Царь, согласно Куропаткину, считал, что его министры не дают ему возможности реализовать свои мечты, потому что они не в состоянии понять, что принесло бы выгоду и славу России.