Мы беседовали более двух часов и вот что постановили: 1) он, Герцен, на продажу мне бумаг совершенно согласен, о чем он Тхоржевскому и напишет и попросит у него решительного ответа в отношении условий, ибо он, Герцен, не хочет взять на себя быть судьей в цене. Он напишет Тхоржевскому на днях весьма обстоятельно и подробно, чтобы избежать всякого дальнейшего недоразумения и предоставить ему, если он желает, самому приехать сюда и втроем решить дело. Во всяком случае, Герцен хотел или лично, или по городской почте дать мне ответ через неделю. При этом, когда я захотел написать свой адрес, то он проболтался и сказал, что его знает, назвал гостиницу. Адрес ему сообщил, конечно, Тхоржевский, и он уже справлялся.
После часовой беседы, исключительно посвященной намерению моему купить бумаги для издания, Герцен пригласил меня завтракать с ним. Я отказался, но он настоял. К завтраку вышла из другой комнаты жена и дочь — 11 лет[460]. Первая из них женщина уже в летах, носит волосы с проседью, коротко остриженными. Она более серьезна, чем муж, и расспрашивала меня о развитии женщины в России и не будет ли наконец основан женский университет. Дочь была одета очень опрятно и чисто, с гладко зачесанными и в косички заплетенными волосами, говорила с родителями по-французски. У Герцена лицо красноватое, губы черные, небольшая борода и назад зачесанные волосы, почти совершенно седые. Вообще я заметил, что как господин, так и госпожа Герцен в приемах своих люди обыкновенные смертные. За завтраком г-жа Герцен и дочь оставались недолго и ушли в свою комнату, причем дочь поцеловала отца...»
Постников, как видим, чувствует себя перед Герценом как перед высшим начальством противной стороны и даже в отчете III отделению «по инерции» почтительно вежлив к самому Искандеру, удивляясь «совершенно обыкновенному смертному».
«Мы остались вдвоем, — сообщает далее Романн, — и продолжали беседу, которую мне невозможно передать в мельчайших подробностях[461].
Но вот характерные ее черты: 1) Герцену очень понравилась выраженная мною ему мысль печатать бумаги отдельными брошюрами и выпусками, например, взяв какой-либо интересный исторический факт из жизни того или другого царствования[462]. «Если вы так хорошо знакомы с делом издания, то бумаги не пропадут в ваших руках», — сказал он. В доказательство он привел изданную им недавно брошюру, название которой я не припомню.
2) Печатать, если я захочу, то удобнее всего в Женеве, ибо тогда Чернецкий не имеет права требовать возмездия за нарушение заключенного с ним условия[463]. В противном случае Герцен советовал бы мне печатать в Брюсселе, где печать обходится недорого.