Потрудившись таким образом на благо России, Павел очень рано укладывался спать, а это означало, что пора на покой и всей столице. Автор замечательных «Записок» Андрей Болотов пишет: «В 8 часов государь уже ужинает и ложится почивать; и в сие время нет уже и во всем городе ни единой горящей свечки».

Активизировать деятельность центральных органов власти подобными методами было нетрудно. Петербургские ведомства судорожно заработали, бумагопоток невероятно ускорился и увеличился. Дореволюционный историк В. Клочков, исследовавший административную работу Сената павловской эпохи, приводит впечатляющие цифры.

Это высшее правительственное учреждение славилось волокитой и медлительностью. К моменту восшествия Павла на престол там скопилось почти 15 тысяч нерешенных дел. При новом темпе работы Сенат, во-первых, стал пропускать через свои департаменты намного больше документов (в 1800 году – 42 тысячи!), а во-вторых, разгреб старые залежи и научился не создавать новых.

Необычайно интенсифицировался выпуск законов, манифестов и указов. Павел считал, что ясные и подробные приказания – гарантия порядка. По данным Н. Эйдельмана, в это время выходит в среднем по 42 законодательных акта в месяц, то есть по одному-два каждый день. При Екатерине же правительство выпускало в три с половиной раза меньше документов (в среднем по двенадцать ежемесячно).

Нечего и говорить, что эта лихорадочная активность затрагивала лишь столичные канцелярии и была не более чем рябью на самом западном краешке огромного моря. Расходясь по России, эти круги ослабевали или, того хуже, разрушая старый порядок вещей, не создавали нового. Провинция взирала на Петербург с опаской и недоумением.

Стержнем павловских реформ было всемерное ужесточение централизации и повсеместное введение строгого единоначалия, при котором администратор каждого уровня становился мини-самодержцем – это называлось «преимуществом лиц перед учреждениями». Властная вертикаль сводилась к принципу персонального управления и персональной же ответственности: глава уезда решал все вопросы сам и давал отчет губернатору, тот – генерал-прокурору, а выше находился уже император. Во времена Чингисхана такая система отлично работала; в 1800 году она порождала бесконтрольность, некомпетентность и очковтирательство. Административная стройность выглядела таковой только на бумаге. Из-за упразднения структуры местного управления жизнь провинции разладилась. Неразбериху усугубило затеянное Павлом перекраивание губерний. Царю хотелось, чтобы они все были аккуратно одинаковыми. Пятьдесят губерний превратились в сорок одну. Легко представить, какой бюрократический хаос вызвала эта перестройка.