Проклиная себя в душе за то, что собиралась сделать, Оливия вынула из принесённого ею свёртка тряпичную куклу, в обнимку с которой спала девочка. Пододвинула игрушку к Грейс, внимательно наблюдая за её лицом.

– Это же Мегги-Пегги, – механически произнесла та, но осталась неподвижной и куклу в руки не взяла.

Однако с ней явно начало что-то происходить. Заблестели глаза, Грейс принялась часто моргать, как если бы ей в глаза попал мелкий песок, потом её руки принялись растирать шею. Перчатки она так и не сняла. От грубых движений завязки старомодной шерстяной пелерины развязались, и накидка заскользила вниз – Грейс даже этого не заметила.

Пользуясь проблеском осознанности, сменившим вязкие грёзы, Оливия быстро, не теряя времени зря, принялась бомбардировать кузину вопросами:

– Так ты выходила из комнаты? Скажи мне, Грейс, скажи правду. Ты ходила с Майклом к ручью? Если нет, то почему ты так крепко спала? Ты что-нибудь слышала? Кто-то входил в твою комнату? Вспоминай, Грейс, ну же!

– Ручей, – сказала наконец Грейс. – Я была там. Там хорошо.

– С кем ты там была? – сердце Оливии затопило разочарование, так сильно ей хотелось верить в невиновность кузины.

Грейс нахмурилась, лицо её омрачилось.

– Такой он всё-таки неприятный, – снова наклонившись к Оливии, поделилась она. – Говорит такие неприятные вещи. Думаю, ему нравится говорить неприятные вещи.

– Кого ты имеешь в виду, Грейс?

Кузина снова погрузилась в себя. Опустив взгляд на колени, она чуть качала головой и что-то тихо бормотала себе под нос.

– Кто ещё был у ручья, Грейс, ответь мне, – потребовала Оливия. – Кто говорил тебе неприятные вещи?

– Дедушка Матиас, конечно, – со злобной обидой ответила Грейс. – И маме про гибель папы сообщил именно он, я точно знаю. Мне миссис Уоттс про это рассказала. Поэтому она и умерла. Только на самом деле это Майкл умер.

Быстрым и цепким движением Грейс схватила куклу дочери и прижала к груди. Дыхание её стало частым, прерывистым, словно она взбиралась на крутую гору. Зрачки сузились, на бледных щеках появились красные пятна. Слёзы, душившие её, всё не могли прорваться, и Грейс в тишине казённой и тоскливой комнаты походила на пойманного в ловушку зверька, который в этот самый момент понял, что выхода из неё нет. Наконец она зарыдала – жалобные эти стоны были исполнены отчаянной, надрывной мольбы.

Тягостная сцена испугала и Оливию, и Киркби, и они в молчаливом единении продолжали стоять в коридоре, пока Грейс уводили. Оливия была благодарна сержанту, что он не оставил её одну, и когда тот, поддавшись порыву, попытался успокоить девушку, легонько и мимолётно сжав её руку пониже локтя, не возмутилась, а ответила благодарным взглядом.