Это было странно, но грезы о горошине отчасти успокоили его и высушили глаза. Теперь он мог подумать о горошине как о деле трудном и необходимом. «А почему бы не попытаться достать ее? — спросил он себя. — В конце концов, попытка — не пытка. Устану — брошу…»

В кухне темнело. Забрякал крышкой вскипевший чайник. Курков поднялся, налил себе в кружку кипятку, бросил туда чайную ложку соли, размешал и, наливая в блюдце, стал пить соленый кипяток. Горячее питье немного подкрепило его, и тогда он сказал себе, что достанет горошину.

Он зажег коптилку, сходил за топором и приступил к работе. Щель в полу была единственная, и он отлично знал, какую половицу нужно отодрать. Он сунул лезвие топора в щель и, налегая всем своим изможденным телом на топорище, попытался приподнять половицу. Нет, сил было слишком мало — доска даже не скрипнула. Он сделал еще и еще попытку и вдруг покрылся от напряжения потом. Руки его дрожали. Он сидел на полу и, тяжело дыша, смотрел на половицу, под которой спряталась горошина. Не достать! Ему хотелось бросить это безнадежное дело, но он взял себя в руки. Черт возьми, ведь он же мастеровой человек! Должен же он что-то придумать! И придумал…

Он принес стамеску, молоток и теми же скупыми, экономными движениями, какими работал на станке, принялся откалывать кромку доски.

Примерно через час работы в полу зияла щель, куда без труда можно было просунуть руку и даже коптилку. Работа стамеской вконец измотала его. Когда дрожащая рука Куркова просовывала коптилку в щель, его глаза лихорадочно блестели и мускулы лица подергивались. Горошина представлялась ему большой, как лесной орех, и жажда немедленно увидеть, осязать ее наполнила его неистовым нетерпением. Из щели тянуло подпольной сыростью.

Едва держась на четвереньках, он установил коптилку на земляную засыпку подпола и с жадностью приник лицом к дыре. Он увидел горошину сразу же. Шарик четко белел на подпольной земле. При виде горошины дыхание Куркова оборвалось. Заглядывая глазом в щель, он сунул туда руку и с осторожностью зверя, выслеживающего добычу, подкрался негнущейся пятерней к горошине. Но, едва схватив ее, он с такой поспешностью выдернул руку, что свалил коптилку, тут же погасшую. Трясущейся рукой он сунул горошину вместе с приставшей землей в рот и, сжав ее деснами, пополз в полумраке к постели.

Довольно скоро он ощутил во рту мучнисто-влажный вкус. Остатки здравого смысла подсказали ему, что нужно бросить горошину в воду и размочить ее. Но в то же мгновение что-то сильное, животно-жадное внутри его спазмой сдавило горло, и он судорожно глотнул.