Он расхохотался, отчасти чтобы замаскировать свою непонятную ему уступчивость, и принялся стаскивать с себя чужую куртку, что вновь потребовало некоторых усилий. Стащив, он в сердцах с размаху хлестнул ею по лицу студента — на того он озлился.

— Простите! — студент отшатнулся. — Пожалуйста.

— Мурло ангельское, — и Миша опять засмеялся, долго злиться он не был способен.

С этого момента Роман во всех ситуациях старался быть поближе к Хлебникову.

Перед ним он исповедался и в своем преступлении. Впрочем, его исповедь слышал также Миша: уединиться в камере было, разумеется, невозможно (Терентия Ефимовича Бубенцова уже судили, он получил два года условно, и его на суде освободили из-под стражи).

Роман рассказывал, ломая пальцы поочередно на одной руке, на другой, и они сухо пощелкивали в суставах.

— «Они красиво любят друг друга», — это, знаете… это мама Юленьки всегда говорила. «И смотрите, какое совпадение: он Роман, Ромео, а она Юлия — Джульетта. Они созданы друг для друга». — Роман морщился, как от горечи, попавшей на губы, и все пощелкивал пальцами.

— А мы с Юлей подружились еще в школе, в девятом классе. И мы решили пожениться, когда кончим… А я ее действительно очень-очень… и не из-за этого глупого совпадения. Но ей оно раньше страшно нравилось, она гордилась… А я ей всегда что-нибудь… веточку мимозы, букетик с нашей дачи…

— Из богачей, значит? — вмешался в разговор Миша.

— Ну, какие мы богачи?! Просто мой отец — член коллегии… И мы поступили с Юлей в один институт, только она — на вечернее отделение… И я совсем не хотел ее убивать. Мне от одной мысли о том, что случилось, делается жутко. Но она мне вдруг сказала: «Не приходи, Ромка, больше к нам, я, наверно, выйду замуж за Сережу»… Сережка Пяткин — наш студент, но он с четвертого курса. Я сразу даже не поверил…

— Падла она, твоя Юлька, — сказал Миша. — Тоже из богатеньких?

— Нет! Не смейте так! — Роман вскрикнул, и его пальцы защелкали, как кастаньеты.

— А ты бы помолчал, Миша! — сказал Хлебников; отвергнутый студент вызывал у него презрительную жалость.

— На следующий день я встретил Юлю в холле института, вернее, я ее дождался там, — продолжал Роман.. — Я ей говорю: «Ты же дала мне слово! Ты — моя Джульетта!» «Ах, мальчишка Ромка! — говорит она. — Все еще помнишь эту глупость… Предки наши обрадовались, и ты с ними туда же… Прощай, Ромка!» Она повернулась и пошла… Пошла, пошла, и я понял, что она уходит насовсем. Она была в синем пальто и чуть изгибалась, и пальто на ней тоже изгибалось. Я это так ясно вижу: Юля уходила, насовсем!.. И из-под шапочки — вязаная шапочка была на ней — волосы высыпались, такими клубками… и пальто: вправо-влево, вправо-влево…