XII

В последний вечер перед отъездом с Эи Ката и Тони поднялись на гребень горы, чтобы сверху поглядеть на весь остров и попрощаться с ним до нового приезда следующей весной. Солнце, как золотой лев, медленно ползло к западу, и весь воздух, казалось, был океаном ясного света. На нижних склонах горы царил палящий зной, и пение цикад из олив походило на сумасшедший оркестр скрипачей, непрерывно наигрывающих все те же две ноты. Но по мере того, как Тони и Ката поднимались все выше и выше, а солнце спускалось все ниже, воздух делался холоднее, и затихало пение цикад. Как бы занавешенные этим пением, приплывали звуки из деревни — крики играющих мальчиков, звон наковальни, гудение церковного колокола, отбивающего получасы. В позднем вечернем свете горело спокойное море, без единой волны; оно было все в полосах, похожих на потоки или на след корабля, эти полосы, как оправа из эмали, окружали драгоценности отдаленных островов. Сицилию нельзя было видеть, только большие грозовые тучи, белые и окаймленные бронзой, висели над невидимым мысом. С каждым шагом подъема остров становился все виднее, и смягчались звуки, доносящиеся снизу; и когда, наконец, Тони и Ката остановились на вершине, кругом было молчание, нарушаемое только пронзительными криками стрижей. И тогда снова у их ног распростерлась Эя, как большая раскрашенная рельефная карта.

Они сели в тени разрушенной церковной стены, вдали от деревни, и смотрели на безграничное море, на котором не виднелось ни единого паруса. Ката закрыла зонтик со вздохом облегчения.

— Какая длинная трудная прогулка и как было жарко! — сказала она. — Зато сейчас удивительно прохладно и ясно.

— Да, но я рад, что захватил с собой вот это, — сказал Тони, вынимая из рюкзака бутылку белого вина и два стакана. — Будем пить сейчас или подождем?

— О, подожди, сначала остынем и отдышимся.

Тони поставил бутылку в тень, и они несколько времени сидели молча, следя за невероятно быстрыми кругами, которые чертили стрижи, да глядя в бездонное небо. «Действительно, жаль оставлять все это, — думал Тони, — но как душен воздух в полдень. Кроме того, вдруг мы неожиданно заболеем!» И затем он погрузился в мечтания, в которых было больше ощущений, чем мыслей. То были ощущения воздуха, неба, моря, ощущение живой скалы под его телом, ощущение горного гребня, который казался таким неподвижным, а на самом деле несся через пространство, ощущение присутствия Каты.

Наконец он повернулся, чтобы поглядеть на Кату, и увидел, что у нее довольно задумчивый вид.

— Грустишь, Ката?