— Тони, какой ты искуситель! По-моему, ты настоящий змий, который искушал Еву. Ты заставляешь испытывать желание сорвать запретное яблоко Париса — Парижа. Я и не мечтала увидеть снова этот город.

— Тогда решено. И нам не надо слишком строго держаться наших планов, Ката. Мы их всегда будем менять, если подвернется что-нибудь получше. Ты когда-нибудь ездила пароходом из Неаполя в Марсель?

— Нет.

— Это приятно, если море спокойно, а сейчас оно должно быть спокойное. Я думаю, тебе понравится. Мы так и поедем, и возьмем каюту с двумя постельками, и будем спать в одной из них. Посмотреть в неаполитанской газете расписание пароходов?

— Да.

— Вот, — сказал Тони, перелистывая газеты, — есть пароход двадцатого. Сегодня четырнадцатое. Это слишком рано?

— Слишком рано, я так боюсь, что с отъездом отсюда разобьется моя маленькая чаша счастья, Тони. Но хорошо, хорошо, поедем. Только будь все время близ меня и держи меня за руку ночью, чтобы мне даже и во сне не приснилось, что я теряю тебя.

Солнце пекло так сильно, что они никак не могли решиться выйти на берег из бассейна, расстаться с прозрачной водой, и в конце концов опоздали к обеду. Тони говорил, что они находятся тремя градусами южнее Неаполя, что солнце будет припекать все жарче до самого сентября, что на Эе задерживаются все африканские ветры и что, хотя вечерами будет прохладно и свежо, все же им придется проводить в доме больше, чем половину дня. И Ката с сожалением соглашалась с ним.

Во время обеда Тони был молчалив и, видимо, занят чем-то; Ката не делала попыток начать разговор. Она наслаждалась случайными минутами молчания, когда она могла чувствовать себя в прекрасном единении со своей любовью, и ей не нужны были слова, чтобы высказать все это. Наконец, уже перед тем, как ложиться спать, Тони сказал:

— Я думал, Ката…

— Я заметила, дорогой.

— Я был очень скучен? Прости.

— Нет, мне понравилось. О чем же ты думал?

— О тысяче вещей. Не уверен, что смогу обо всем рассказать словами. Тебе придется читать между строчками. Как глупы люди, болтающие об упрощении языка! Нам нужен язык гораздо более изысканный и сложный.

— Это ты об этом думал?

— Нет, это отступление. Прежде всего, ты считаешь, что сегодня я слишком поглощен устройством всяких дел?

— Нет, мой дорогой. Ты всегда устраиваешь так, как мне нравится, а если случайно мне что-нибудь и не нравится, то ты всегда с ангельской добротой заявляешь, что тебе это тоже не нравится.

— Нам почти всегда нравятся одни и те же вещи, Ката! И все же есть между нами разница, которая создает очарование, и даже большее очарование, чем создало бы наше сходство. Здесь дело не только в твоей женственности, хотя твое женское существо для меня постоянная неожиданность и чудо. Нет, здесь дело в том, что ты чувствуешь иначе. А можно мне устроить еще кое-что сегодня?