— Без вас и за стол садиться не будем...

...После нашей первой охоты мы ночевали с Венькой в рыбацкой избе на берегу Свири. Утром задуло с Ладоги и разогнало теплынь и растрепало воду. Солнце по-летнему пригревало, как накануне, но ветер брякал стекляшкой в оконце избы, и звук этот был осенний. Чайки выгибали под ветром крылья и тонко вопили, чуя большое ненастье и радуясь, должно быть, ему.

Я сказал Веньке, что нужно торопиться плыть, а то я опоздаю на ленинградский поезд.

— Парус поставим, дак... мигом доташшит, — ответил мне Венька.

Парусина комом лежала в лодке. Кряквин ее уложил и сказал: «Ветер будет, под парусом можете плыть». Меня пугала громоздкая сложность паруса, я не верил, что можно поставить его и он повезет... Мне были понятнее весла.

...Но Венька уже расстелил парусину на берегу. Он приволок жердь и еще разыскал где-то рейку. Он ползал на четвереньках, урчал, привязывал парусину к деревяшкам. Я стал помогать Веньке.

Мы подняли жердь и воткнули ее в паз посредине лодочной банки. Получилась хорошая мачта. Рейку мы привязали к парусу наискось, чтобы он был раскрытым для ветра на всю ширину. Венька звал эту рейку райной.

— ...Ты держи парус эва-то за веревку, — сказал мне Венька, — ты здоровушший, удержишь, а мне никак. Я в носу буду, если че, мне крикнешь...

Я оттолкнулся шестом от берега и тотчас взялся за парус, и лодка пошла. Я направил ее кормовым веслом на середину Свири. Подтягивал за веревку парус, поворачивал его к ветру. Ветер давался моим рукам, все шибче бежала лодка. Она подымала нос и легко забиралась на волны и переваливала через них. Корма отвесно соскальзывала с водных бугров. Я видел бронзовеющую на солнце воду вровень с бортами, но это было не страшно мне. Волны все отставали от лодки.

Мое лицо было мокро от брызг, я правил, лодка слушалась самого малого поворота весла. Я гарцевал, мчался в прекрасном и яростном мире. Я думал, что надо всегда, всегда мне себя подставлять под ветер, под бурю, и шептал стихи Блока: «И вечный бой! Покой нам только снится... сквозь кровь и пыль... летит, летит степная кобылица и мнет ковыль...»

Веньки не было вовсе видно за парусом. Я забыл про него.

Направил лодку в Оятское Устье, и ветер задул в правый борт. Я отпустил немного веревку, и парус послушно повернулся к ветру, ничуть не увял. Я теперь свободно владел снастями, поигрывал парусом и веслом.

...Напротив своей избы на причальных мостках меня дожидался Кряквин. Завидел парус издалека. Вместе с ним к Ояти пришла и его молодая жена. Я проплыл мимо них. Потом уже стал заворачивать к берегу. Лодка охотно и чутко исполняла мою волю. Венька не подавал голоса, может быть, спал. Я еще ослабил веревку, чтобы парус помог моему повороту. И он помогал. Но вдруг парус рванулся и выхватил веревку из рук. Его захлестнуло на сторону. Райна ударила Веньку, и он закричал. Закричали в два голоса начальник рыбацкой артели Кряквин и его молодая жена.