— Нет, люди добрые, — сказал Сноп. — Выпадает Кожухарю у меня жить.

— Вот так сказал! Молодые ж в хату придут, а он… Перебирайся, лично, ко мне. Вот и весь разговор, — решил Чемерис.

— Я вам комнату выделю, — подошел к Ганне Подогретый.

— Я просил бы, чтобы ко мне, — промолвил Мелентий Линь. — Вот и Параска моя просит.

Возле Кожухарева подворья остановилась заснеженная «Волга». Люди расступились, давая дорогу Турчину и Долидзе. Турчин молча обошел хату.

— Я и не знаю, как вас утешить, — обратился к Ганне и Михею.

— Не думаю, чтобы наши подрывники просчитались, но мы проверим.

— Я к вам, Арсен Климович, претензий не имею, — заметил Кожухарь. — Она и от ветру качалась… Когда лет десять назад копал погреб, так еще тогда перекосило вот эту стену.

— Мы с Отаром Варфоломеевичем посоветовались, — сказал Турчин, — и… просим, чтобы вы, Михей, переехали в Выдуб… Есть для вас квартира… На втором этаже… Две комнаты…

— А там что, никто не живет? — спросил Михей.

— Никто не живет! — поспешил заверить Отар. — Пожалуйста, вот ключи… В село можно автобусом ездить…

— Так как, Ганя? — спросил Кожухарь жену.

— И не сомневайтесь. А весной построим вам дом, где вы захотите, — пообещал Турчин. — А сейчас попрошу товарища Подогретого составить акт, и все, что пропало у вас, мы возместим.

— Зачем же мы будем людям надоедать, Михей? — спросила Ганна. — Поживем на Выдубе.

К подворью подъехали грузовики, шоферы открыли кузова, будто собирались грузить не сундук с буфетом и несколько узлов, а развалившийся дом…

Парни бросили в кузов Кожухаревы вещи, Ганна так плакала, будто выезжала за тридевять земель.

— Простите, — поклонился Кожухарь, — что не догуляли свадьбу и песен не допели. Не наша с Ганей в этом вина. Стихия, как говорят…

Отъехали машины, порасходились люди, и хата Михея грустно смотрела на мир одним уцелевшим окном…

…Отар Долидзе открыл дверь.