— Заходите и будьте хозяевами, — пригласил Михея и Ганну.

Ганна заглянула на кухню; газовая плитка, баллон, две тарелки на столике. Одна комната была пустой, во второй стояла раскладушка. На подоконниках книги. На стене висела одежда, прикрытая простыней, и небольшое фото: толстый усатый мужчина с ребенком на коленях и две женщины — молодая и старая. Когда внесли все вещи Кожухарей, Отар начал складывать книги. Ему помогал Турчин.

— А кто тут жил? — спросил Кожухарь.

— Да один… временно. Ты не волнуйся, отец. — Отар снял фотографию.

— А кто это у вас на карточке? — поинтересовалась Ганна. — Такой славный хлопчик.

— Это сын Валико.

— Обожди, Отар. — Михей отодвинул чемодан. — Так это, выходит, твоя квартира?

— Отар будет жить у меня, — сказал Турчин. — Пока наши семьи съедутся, мы тут город построим.

— Нет, — возразила Ганна, — никуда ты, Отар, отсюда не пойдешь. Выпадает нам вместе жить. Тебе одна комната, а нам с Михеем… Помиримся. А я ж вам и сварю что-нибудь и приберу. Михей, чего ты молчишь?

— Оставайся, Отар, — просил Михей, — и нам веселей будет.

Ганна взяла из рук Отара фотографию и повесила на стену. Отар несколько растерянно смотрел на Турчина.

— Что ж, соглашайся, Отар, — промолвил Турчин. — Хата теплая, люди добрые…

— Ну, спасибо, мама. Буду тебя слушаться, — пообещал Отар. — Только не кричи, когда приду поздно. И курить буду…

Отар вышел и быстро возвратился с раскладушкой. Затем принес матрац и тумбочку.

— Давай, мама, прибирай, а я буду забивать гвозди.

Ганна достала из узлов коврик, рушники и скатерть. Развесила на стене карточки, комната стала уютней.

На рассвете Отар и Турчин распрощались с Кожухарями.

Ганна постелила постель.

— Пусть тебе, Ганя, снятся добрые сны на новом месте.

— Уже отснились, Михей… И лежанки нет, — вздохнула Ганна. — Ничего нет… За каких-нибудь пять часов вся наша с тобой жизнь перевернулась… Так мне жаль нашей хаты, уголка нашего. Там и молодость промелькнула, оттуда провожала тебя на войну и встречала в ней.