«Эммо» был грязной и шумной забегаловкой, пропахшей бензином и машинным маслом. Войдя в туалет, мы с Ковырялкой стали дышать ртом, и решили не мыть рук в маленькой заляпанной раковине. Оказавшись вновь в «Бьюике», мы подняли окна, чтобы не пускать внутрь скрежет и визг тормозящих грузовиков и укрыться от запаха туалета, все еще преследовавшего нас.

— Вы хорошо застегнули ремни? — спросил папа, садясь в машину и пытаясь поставить чашку с кофе на приборный щиток позади руля так, чтобы она не наклонялась.

— Да, — ответил я, хотя мой ремень не был застегнут. Я знал, что папа не повернется и не станет проверять. У него в шее часто случался прострел, и он старался как можно меньше вертеть головой.

— А Томми?

Я посмотрел на Ковырялку и помог ему застегнуть пряжку:

— И он тоже.

— Тогда все в порядке. Думаю, через час мы будем дома.

Был ранний августовский вечер — время, когда меркнущий свет и сгущающаяся тьма зависают в хрупком равновесии. На обратном пути домой в Уилтон, пригородный поселок Чикаго, я рисовал облака, большие и мягкие. Они парили высоко над землей, и я представлял на них маму, как она тихо плывет и что-то негромко напевает, не размыкая губ — так она делала, рисуя вместе со мной. Ковырялка не выносил, когда я рисовал. Вот и сейчас он сердито заерзал на месте. Громко захлопал восковыми губами:

— Хочу цветные карандаши, хочу рисовать.

Я дал ему немного бумаги и зеленый карандаш с закругленным концом. Я никогда не давал брату карандаши с острыми концами, чтобы он, не дай Бог, не засунул их себе в нос.

— В его интересе к носу есть что-то неестественное, — сказала утром тетя Бесс. — Наверное, это реакция на смерть матери.

Папа, не отрывая глаз от книжки о Гражданской войне, ответил:

— Он ковырял в носу и до аварии. Ему же только пять лет. Уверен, с возрастом все пройдет.

— Не показать ли его психиатру?

На это папа ничего не ответил. Он, сгорбившись, сидел на стуле в гостиной тети Бесс и читал о жизни Джошуа Лоренса Чемберлена, генерала времен Гражданской войны.

Когда мы приехали домой и ложились спать, я спросил его об этой книжке, хотя вообще-то все разговоры о Гражданской войне казались мне скучными. Вместо них я предпочел бы заняться более подробным исследованием восковых губ. Но единственным, чем папа интересовался, была Гражданская война, и мне хотелось сделать ему приятное. В последние дни он был очень грустным.

Мой вопрос, казалось, удивил его.

— Ну, она о генерале Чемберлене, который удерживал войска Союза на фланге в Геттисберге. — С минуту папа помолчал. — Я лучше нарисую тебе его маневр. Он и в самом деле замечательный. — Папа взял стул от письменного стола, пододвинул ко мне и потянулся за бумагой и карандашом. — Предполагалось, что генерал Чемберлен будет удерживать позиции конфедератов в Геттисберге, в местечке под названием Круглая Вершина. Он не только удержал их, но и осуществил одну из самых выдающихся контратак в истории. Он поставил войска буквой Г, и резко бросил вперед половину своего полка. Как дверью хлопнул. И вытеснил восставших…