Я понял, что недооценил папин интерес к Джошуа Лоренсу. Я-то рассчитывал на короткую лекцию, нужную только для того, чтобы растормошить его, но по тону и по тому, как удобно расположился он на стуле, было видно, что впереди маячит длительное и углубленное изложение маневров и стратегии генерала.

Интерес отца к войне был причиной многих споров между ним и мамой. За несколько недель до аварии папа стал строить планы проведения отпуска всей семьей в Национальном парке Шилоу. Однажды он объяснял мне, почему так важна была битва, состоявшаяся там, когда в кабинет вошла мама и, увидев карты и брошюры, раскиданные по его письменному столу, взорвалась:

— Ты что, совсем спятил? Зачем, интересно, мне туда ехать? Кладбища есть и в двадцати минутах ходьбы отсюда. Если бы ты хоть участвовал в этой идиотской войне, тогда бы я могла понять твою всепоглощающую страсть.

— Да, — спокойно ответил папа, — в той войне я не участвовал. Иначе мне сейчас было бы больше ста пятидесяти лет.

— Ты ведешь себя так, будто тебе больше ста пятидесяти лет. — Мама взяла одну из брошюр, но потом в сердцах бросила ее обратно. — Нам надо съездить в какое-нибудь интересное место, вроде Лас-Вегаса, — продолжила она. — Там сейчас с удовольствием принимают семьи.

Похоже, она сделала отцу больно. Кожа на лбу у него натянулась, а глаза стали отсутствующими и смирившимися с судьбой. Этот взгляд я еще часто встречу.

— Семьи, — повторил он.

Сейчас, сидя на моем маленьком стуле от письменного стола со скрещенными в лодыжках ногами и ладонями на бедрах, папа приготовился пуститься в новые рассуждения, которые могли растянуться до бесконечности. Он был человеком среднего роста и средней комплекции, со слабым дряблым телом, с редеющими седыми волосами, топорщившимися по бокам головы легкими, как сахарная вата, пучочками. В противовес маленьким, близко посаженным глазам подбородок у него был сильным и жестким, который, выдаваясь вперед, создавал обманчивое впечатление гордого и уверенного в себе человека. Он сидел на стуле, наклонившись вперед и разглядывая далекий горизонт, совершая пробные нападения на ряды восставших в поисках слабых мест, выясняя, какое направление атаки избрать, и я видел в его глазах редкое выражение волнения и увлеченности. Геттисберг, Энтиетем, Ченселлорсвиль, Бул Ран, Атланта, Лукаут Маунтин — отец был ветераном сражений во всех этих местах. Он скакал в глубокой грязи с Грантом, отстаивал занятые позиции с Джексоном, совершал блестящие маневры с Шерманом и много раз умирал с Линкольном.

— Папа, у меня кровь из носа идет, — сказал Ковырялка, войдя в комнату.